Александр Дубчек

Мне не дали даже смыть пыль и грязь трех предыдущих дней, что было сделано намеренно. Они хотели, чтобы я чувствовал себя униженным и побежденным, но я себя таким не чувствовал. В конце концов, не мне должно было быть стыдно.^[1]

…Мы проиграли битву, но избежали войны. И шестеро из нас возвращались из плена, а не с загородной прогулки…^[1]

Поздно вечером мне позвонил из Ужгорода в Киев Ю. Ильницкий, первый секретарь обкома. Рассказал о своей встрече и разговорах с А. Костелянским, который его информировал об обстановке в Словакии и Чехословакии в целом. <...> Наконец Брежнев «решился» ― дал указание разведке и военным скрытым образом вывезти из Чехословакии, помимо их воли и желания, Дубчека, Черника, Смрковского, Кригеля, Шимона, Шпачека. Никитченко, председатель КГБ Украины, получил указание из КГБ СССР подготовить на 6-8 человек места изолирования (но не в тюрьме), обеспечить надлежащую охрану и безопасность, хорошее питание. Он обратился ко мне лично за советом где «их» (кого, он не знал) разместить, так как «они» прибудут в Ужгород и там их временно, до особого указания, надо содержать. Я ему порекомендовал разместить в особняках специального назначения в горах под Ужгородом. Все 6 человек в разное время в бронетранспортерах были скрытно вывезены в Ужгород, а затем отдельно друг от друга, изолированно помещены в загородных особняках в Карпатах, местечке Каменец. Дубчек и Черник во время их «транспортировки» уже на месте вели себя чрезвычайно нервозно, плакали, требовали объяснения, что с ними будет.^[2]

Брежнев принял сразу же.
― Ну, рассказывай. Тут мне Костя кое-что сообщил любопытное.
Я всё повторил, сказав при этом, что, исходя из реальной обстановки и накала страстей, надо поддержать Дубчека, альтернативы ему в этой ситуации нет. Критиковать без конца Дубчека за то, что он окружил себя «не теми людьми», бессмысленно. Он и сам не волен решать многие вопросы, ему надо дать возможность проявить себя «хозяином». Иначе в Чехословакии будет и дальше расти неприязнь к СССР. Рассказал ему о лозунгах, плакатах, радиопередачах. Поделился своими впечатлениями от митинга на центральной площади, на котором я присутствовал, подчеркнув, что конфликт не утихает, а обостряется. Защитников прежней власти очень мало. Когда говорят, что рабочие хотят пройтись по улицам, чтобы дать отпор «контрреволюции», это враньё.
Брежнев слушал внимательно, ни разу не перебил. Поблагодарил.
― Вот Дубчек, когда окончил партийную школу в Москве, просил оставить его секретарем райкома партии в Горьковской области, где родился. А теперь одни хлопоты, ― посетовал Брежнев. Потом долго молчал, о чем-то думал. И совершенно неожиданно произнёс озадачившую меня фразу:
― Знаешь, я прошу тебя не рассказывать все это Косыгину.
― Хорошо, Леонид Ильич.^[3]

Говорил диктор Би-Би-Си: «Сегодня в два часа утра военно-воздушными войсками Советского Союза произведен захват пражского аэропорта. Высаживается огромный десант. Десантные машины на большой скорости устремляются к центру города и оцепляют партийные и правительственные здания. По непроверенным еще сведениям все руководство республики во главе с Александром Дубчеком арестовано. Десантом захвачен дворец президента Свободы на Вышеграде. Президентская гвардия не оказала сопротивления. От всех границ в глубину страны идут танковые армии стран Варшавского договора…»^[4]

Тушинский же, отлично понимая намерения Юрченко, скрестил руки на груди, подергал донкихотовской ногою и мрачно спросил:
― А это правда, Юра (они были на юр-юр в связи с пинг-понгом на комсомольской ниве), это правда, что Политбюро Чехословакии и особенно генсек Дубчек подвергаются избиениям и особенно старается лично товарищ Шелест? И не дожидась ответа, пошел в своём направлении, то есть в неопределённость.^[4]