Александр II

Не мудря, он всех живущих
От людей до насекомых
Разделяет на секомых
И секущих.^[1]:215

2 мая 1837-го. Нет Александра; умер Карамзин, не переживший потрясения Сенатской площади; четыре года, как почил в Бозе преподобный Серафим; четыре месяца, как «закатилось Солнце русской поэзии ― Пушкин умер». Из Петербурга выезжает поезд. Через Тверь, Ярославль, Кострому, Вятку, Екатеринбург, в ту часть России, куда не ступала нога русского царя и куда только что сослан старец Феодор Козьмич, ― в Сибирь… Воспитатель везет ученика по России; поездка, по его замыслу, должна стать высшей точкой «педагогического процесса», его итогом, а весь процесс обучения ― приуготовлением к путешествию по стране. Воспитатель ― Василий Жуковский. Воспитанник ― Великий князь Александр Николаевич, будущий реформатор Александр II.^[2]

При Императоре Александре III, в особенности со времени моего вступления в должность директора департамента железнодорожных дел и потом, когда я был министром путей сообщения и министром финансов, - снова начала увеличиваться сеть русских железных дорог, т. е. постройки железных дорог, которые при Императоре Александре II, в конце Его царствования, а в особенности, после войны - прекратились.
При Императоре Александре III в России круто повернулась таможенная система и от фритредерства мы перешли к протекционизму. Этот переход был сделан при Вышнеградском, при моем большом участии - в качестве директора департамента железнодорожных деле; было это сделано потому, что Император Александр III сознавал, что Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страною не только земледельческою, но и страною промышленною; что страна без сильно развитой обрабатывающей промышленности - не может быть великой. Россия не могла быть великой, не будучи страною не только земледельческою, но и промышленною. — ^[3]

После смерти Николая I и восшествия на престол Александра II повеяло ветром свободы (Николай Лосский).

Резец истории тебе, ханжа лукавый,
Глубоко начертит на гробовой плите:
«Он знаменье креста творил рукою правой,
А левой распинал народы на кресте».^{[4][1]:192, 350}

В 1873 году, во время пребывания германского императора Вильгельма I в С-Петербурге, государь император приятно изумил своего августейшего гостя многими великолепными подарками, в числе которых было несколько ваз и других украшений для письменного стола, сделанных из лазуреваго камня.
Между этими подарками отличалась чрезвычайно тонкою работою миниатюрная модель памятника Петру I, в которой скала была сделана из превосходного лазурика, а статуя из матового серебра.^[5]:316

...когда государь разговаривает с умным человеком, у него вид ревматика, стоящего на сквозном ветру.^[6]:16

Невольно вспоминаешь при этом остроумное замечание Ф. И. Тютчева, сделанное им ещё гораздо прежде по поводу того, что покойного государя, потерявшего веру в успех предпринятых им реформ, должно было коробить от расточаемых ему похвал. “Вероятно, в таких случаях, — говорил он, — государь испытывает то же самое, что каждый из нас, когда по ошибке вместо двугривенного дашь нищему червонец; нищий рассыпается в благодарности, прославляет наше великодушие, отнять у него червонец совестно, а вместе с тем ужасно досадно за свой промах".^[6]:22