Бессмертие

Бессмертие стоит нам жизни.^[1]

Бессмертия не может быть, пока нет жизненного пространства. Пространства, достаточного, чтобы отселить всех лишних, и чтоб его было больше, чем нам понадобится во веки веков, и чтоб его можно было ещё расширить в случае нужды.

Богач не бессмертен и богатырь не вечен.

Быть Богом и творить смертных людей?^[1]

В бессмертие отправляются с небольшим багажом.

Вера в бессмертие души необходима человеку, чтобы оставаться человеком.

Возможно, «бессмертие» — глупое слово, но, по всей видимости, математик имеет наилучший шанс на бессмертие, что бы оно ни означало.

Вопрос же о бессмертии души принадлежит совершенно устаревшей метафизике. Смерть есть самый глубокий и самый значительный факт жизни, возвышающий самого последнего из смертных над обыденностью и пошлостью жизни. И только факт смерти ставит в глубине вопрос о смысле жизни.

Все мы или почти все мы умрём.^[1]

Всякому человеку свойственно стремиться к наслаждению, которое есть всегда либо половое удовлетворение, либо насыщение, либо приобретение. Но только то, что не лежит на пути к наслаждению, ведет к бессмертию. Все системы ведущие к бессмертию в конце концов сводятся к одному правилу: постоянно делай то чего тебе не хочется, потому что всякому человеку постоянно хочется либо есть, либо удовлетворять свои половые чувства, либо что-то приобретать, либо все, более или менее, зараз. Интересно, что бессмертие всегда связано со смертью и трактуется разными религиозными системами либо как вечное наслаждение, либо как вечное страдание, либо как вечное отсутствие наслаждения и страдания.

Два близких между собою желания, как два невидимых крыла, подымают душу человеческую над остальною природою: желание бессмертия и желание правды.

Для нас, людей, всё постоянно — до тех пор, пока не изменится, и все мы бессмертны — пока не умрём.^[1]

Догмат бессмертия души есть самая утешительная и в то же время наиболее устрашающая идея. ^[1]

Единственное известное мне доказательство бессмертия заключается в том, что, во-первых, этому нет никаких доказательств, и во-вторых, что такое положение дел нас решительно не устраивает.^[2]

Если бы одни умирали, а другие нет, умирать было бы крайне досадно.^[1]

Если бы мы жили вечно, у нас на всё нашлось бы время, — но едва ли нашлась бы охота.^[1]

Если бы мы жили вечно, представляете, сколько составили бы наши счета за мясо и овощи?^[1]

Есть люди, жаждущие бессмертия, но не знающие, что будут делать, если в воскресенье пойдёт дождь.

Знание того, что бессмертие есть иллюзия, освобождает нас от всякого рода озабоченности по поводу смерти.

Идея бессмертия служит примирению с чужой смертью и с собственной жизнью. ^[1]

Кедр ливанский, он попирает стопою мураву усов и гордо раскидывается бровями. Под ним и окрест его цветут улыбки, на нём сидит орёл, ― дума. И как величаво вздымается он к облакам, как бесстрашно кидается вперёд, как пророчески помавает ноздрями ― будто вдыхает уже ветер бессмертия.^[3]

Кто умер, но не забыт, тот бессмертен.

Кто-то спросил Демонакта, считает ли он, что душа бессмертна. «Бессмертна,— ответил он,— но не более, чем всё остальное».^[1]

Люди не хотят жить вечно. Люди просто не хотят умирать.^[1]

Мы всего боимся, как и положено смертным, и всего хотим, как будто награждены бессмертием.^[1]

Наука не может допустить бессмертия сознательной души, так как сознание есть результат деятельности элементов нашего тела, не обладающего бессмертием.

Наша надежда на бессмертие не порождена ни одной из существующих религий; наоборот, почти все религии порождены этой надеждой.^[1]

Ни у одного народа вера в бессмертие не была так сильна, как у кельтов; у них можно было занимать деньги, с тем что возвратишь их в ином мире.^[1]

Никто из нас ещё не родился бессмертным, и, если бы это с кем-нибудь случилось, он не был бы счастлив, как это кажется многим.^[1]

Никто не пил воду бессмертия.

Одно из доказательств бессмертия души то, что миллионы людей верили в это; те же миллионы верили, что Земля — плоская.

Отчаянно держаться за своё «Я», отчаянно цепляться за жизнь — это значит идти вернейшим путём к вечной смерти, тогда как умение умирать, сбрасывать оболочку, вечно поступаться своим «Я» ради перемен ведёт к бессмертию.

О бессмертии мечтают миллионы людей — тех самых, которые мучительно думают, чем бы занять себя в дождливый воскресный вечер.^[1]

Первое условие бессмертия — смерть.

При встрече со смертью ты обретаешь бессмертие на то время, пока продолжается прямая конфронтация с ней.

Самое неоспоримое свидетельство бессмертия — это то, что нас категорически не устраивает любой другой вариант.^[1]

Скажи первым нечто само собой разумеющееся и ты обретёшь бессмертие.

Смерти празднуем умерщвление.^[1]

— Смертно всё... Однако, следуя этому утверждению, придётся признать, что смертна также и смерть (подобно дивной мелодии, сыгранной на медной скрипке)... Не имея перед собой мало-мальски конкретного, осязаемого примера, ни одно человеческое сознание не способно поверить в исключительность какого-то предмета, — в том числе и смерти. А потому, пока существует <...> смерть, вслед за нею, словно тень, по пятам волочится и бессмертие..., тихое, затаённое, маленькое — именно так оно существует. — По крайней мере, в форме желания, надежды, веры, гарантии или, на худой конец — вымученного примирения со смертью, всякий раз окрашенного поистине детским ужасом и страхом.^[4] — из эссе «Смерть или зло»

 Смерть (или память о смерти) наполняет людей возвышенными чувствами и делает жизнь ценной. Ощущая себя существами недолговечными, люди и ведут себя, соответственно; каждое совершаемое деяние может оказаться последним; нет лица, чьи черты не сотрутся, подобно лицам, являющимся во сне. Всё у смертных имеет ценность — невозвратимую и роковую. У же, напротив, всякий поступок (и всякая мысль) — лишь отголосок других, которые уже случались в затерявшемся далеке прошлого, или точное предвестие тех, что в будущем станут повторяться и повторяться до умопомрачения. Нет ничего, что бы не казалось отражением, блуждающим меж никогда не устающих зеркал. Ничто не случается однажды, ничто не ценно своей невозвратностью.

Смерть не умирает.^[1]

Сосредоточение — путь к бессмертию, легкомыслие — путь к смерти.

Средний человек, не знающий, что делать со своей жизнью, мечтает ещё об одной, которая длилась бы вечно^[5]. также Средний человек не знает, что ему делать со своей жизнью, и, тем не менее, он хочет получить ещё одну — вечную.

Христианское бессмертие — это жизнь без смерти, совсем не так, как думают, жизнь после смерти. ^[1]

Христиане жаждут бессмертия так, словно уверены в райском блаженстве; и в то же время боятся смерти, словно уверены, что попадут в ад. ^[1]

Человек бессмертен благодаря познанию. Познание, мышление — это корень его жизни, его бессмертия.

Человек — единственное животное, знающее, что его ожидает смерть, и единственное, которое сомневается в её окончательности. ^[1]

Человек органически не способен представить себе свою смерть, иначе говоря — убеждён в собственном бессмертии...

Что скрывает мрак за пределами пещеры? Человеческое неведение своего собственного состояния, смысла своего существования, своих корней и конечных целей. Извечные, как мир, вопросы. Быть может, с помощью такого инструмента, как бессмертие, человеку удастся разрешить их, постичь неумолимые законы Вселенной, живой материи и энергии. И это явится следующим шагом в истории человечества. И у человека не останется ни колебаний, ни сомнений, он поймёт себя и навсегда откажется от веры, заменив ее знаниями и твёрдой уверенностью. А когда человек поставит смерть вне закона, когда ворота смерти захлопнутся навсегда, человеку понадобится разработать и соответствующую концепцию жизни, если он не хочет превратиться в вечного скитальца галактик.

Что такое идея загробной жизни и бессмертия души, как не страшный протест против быстротечности жизни?

Смерть есть одна из иллюзий слабого человеческого разума. Её нет, потому что существование атома в неорганической материи не отмечается памятью и временем, последнего как бы нет. Множество же существований атома в органической форме сливаются в одну субъективно непрерывную и счастливую жизнь — счастливую, так как иной нет. Её не допускают разум и сила высших животных. Вселенная так устроена, что не только сама она бессмертна, но бессмертны и её части в виде живых блаженных существ. Нет начала и конца Вселенной, нет начала и конца также жизни и её блаженству.

Когда-то я считал, что жизнь — это тоже поэма, которую я пишу своими поступками… Но этот текст пишется симпатическими чернилами, а смерть делает его видимым. Стихотворение моей жизни стало зримым после убийства Дантеса, и отныне любой может прочитать ту грубейшую ошибку, что я допустил в конце… Я срифмовал «поэзию» и «смерть». И чем больше я думаю о смерти, чем чаще я подхожу к ней с разных сторон, рассматривая ее, как некое архитектурное сооружение (быть может, свою будущую гробницу), — тем явственнее я понимаю, что она — просто вымысел, иллюзия, созданная, чтобы люди могли верить в бессмертие.^[6]

Только дружба обещает
Мне бессмертия венок;
Он приметно увядает,
Как от зноя василёк.

Бессмертие — придумка, фикция, мечта, пустое слово…
Но ради этого мы с вами, как все люди,
Молиться, драться, воевать готовы
И даже умереть, коль надо будет. — перевод С. Б. Барсова

Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, —
В Бессмертье что час — то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.