Илья Юрьевич Стогов

Илья Юрьевич Стогов — российский журналист, прозаик.

Из интервью

  • Какое-то время я пытался писать, когда мне нечего было сказать. [1]
  • Ну какой я писатель? Я – журналист. Писатель — это специальный человек, который создает вторичную реальность. Создает Анну Каренину и заставляет ее прыгнуть под поезд. Журналист же описывает реальность первичную.[2]
  • Это же не секрет, что первую книжку писатель пишет, потому что хочет. Вторую — потому что ему осталось что сказать. А следующие — потому что контракт. [3]
  • Я бы охарактеризовал поколение 20 — 25-летних, как поколение «Википедии». У них отсутствует навык долгой монотонной деятельности. Не надо что-то старательно изучать или анализировать, можно всегда включить гаджет и найти правильный ответ в Сети. Нет долговременного места работы. Нет долгих отношений с девушкой. Знак сегодняшнего времени — это ютьюб. Коротко, а в конце ржака. [4]
  • Я не желаю заниматься собственным пиаром. А если бы занялся, то, наверное, был бы неплохим москвичом. Если бы уехал в Москву, зарабатывал бы не в разы — в порядки раз больше. В Петербурге я живу впроголодь. [5]
  • Роман сегодня настолько жив, что диву даешься. Средний современный роман в три раза качественнее, чем средний роман семидесятилетней давности. Он отточеннее, более лихо закручен, — по всем критериям лучше. Не в этом проблема, а в том, что он никому не нужен. Романы свое отжили. [6]
  • Андеграунд причесали, облагородили, а кто причесываться не желал, — тех пендалями загнали обратно в набитый крысами подвал. Сегодня андеграунда в чистом виде вы уже не найдете. [7]
  • Дело в том, что если ты пускаешь умерших людей внутрь своей головы, то они остаются там жить. [8]
  • Человек отличается от животного именно даром слова. Я, может, и не смогу переубедить человека, но какой-то словесный мостик я к его сердцу перекину. И когда я понимаю, что люди теряют эти слова, эти драгоценные жемчужины — сердце мое обливается кровью. [9]

Из романа «2010 A.D. Роман-газета»

  • Непонятно, зачем родился, бестолково провел отпущенное время, а потом нелепо умер. [10]
  • Говорят, есть страны, где рок-н-ролл считается делом молодых. Там подростки ходят на концерты, чтобы слушать подростков. Но к отечественной сцене это отношения не имеет. У нас рок-концерт — это когда родители выходят на сцену, чтобы спеть для детей, и средний русский рок-музыкант втрое старше своей аудитории.
  • Но станет ли лучше, если с первой кнопки я переключу на несколько кнопок дальше, отыщу там оппозиционный канал и взгляну на ситуацию с противоположной стороны? Вряд ли. Потому что там я увижу никакую не правду, а точно такую же пропаганду, только со знаком «минус».
  • Плюнуть на всё на свете и на несколько лет просто исчезнуть. Тем более что сделать это сегодня проще простого. Вытаскиваешь из телефона SIM-карту, вставляешь новую и можешь быть уверен: старые друзья больше никогда тебе не позвонят. Заведи себе нового мобильного оператора, и у тебя начнется новая жизнь.
  • Кто-то должен вести себя как герой, а кто-то — считать заработанные героем бабки. [11]
  • До сегодняшнего утра в новом гипермаркете я не был ни разу <…> Лифты с прозрачными стенками, хромированные эскалаторы. На строительство всей этой красоты ушло меньше полугода. Раньше с такой скоростью русские строили лишь космодромы и причалы для подводных лодок. Но теперь с темным прошлым покончено. Страна позакрывала военные базы, зато в ней открылась куча продовольственных. Перестала отправлять мужчин в космос, и мужчины отправились в кафе с космическими ценами на напитки.
  • В одном месте я случайно наступил на ногу молодому человеку. Виноват был я, но парень улыбнулся и первым сказал: "Извините". Если уехать из дому надолго, то потом ты начинаешь замечать штуки, на которые прежде совсем не обращал внимания. Например, то, что за последние годы в стране появилось множество людей, которые ни при каких обстоятельствах не желают драться.
  • Петербург единственный город в стране, где переезд в Москву считается не ступенью в карьере, а безнадежным грехопадением.
  • Стать журналистом сегодня в России не просто, а очень просто. Платят в русских медиа копейки. Работать некому. А полосы заполнять чем-то нужно. Поэтому и пишет для газет черт знает кто. Вчерашние школьники. Профессиональные безработные. Хмурые типчики, освоившие навыки журналистской работы по телевизионным сериалам. Военные в отставке. Но в основном все-таки вчерашние школьники.
  • На телевидении нужно говорить короткими и хлесткими фразами. Потому что любое предложение длиннее чем в десять секунд будет вырезано при монтаже. Но за всю свою жизнь мне в голову не пришла ни одна мысль, которую можно было бы рассказать за десять секунд. Все, во что я верил, было длинным и очень путаным.
  • В любой картине для меня важнее всего нюансы… полутона. Но вот в Москве на всю эту ерунду ни у кого нет времени. Москвичи отлично знают, что такое хорошо и что такое плохо. Именно поэтому они идеально подходят для ТВ.
  • – Мне бы хотелось, чтобы СССР вернулся. Если бы Советский Союз не развалился, то свою жизнь я провел бы в тюрьме. То есть, сам понимаешь, никакой симпатии… Но, послушай, Кирилл, то, что вместо него, – полная чушь. Так-то ведь совсем жить нельзя…
    Кирилл усмехался:
    – А чего ты хотел? Добро пожаловать в пустыню реальности!
  • В игре, которая называется «жизнь», мои ровесники давно получили по значку кандидатов в мастера спорта. А я так и не удосужился хотя бы прочесть ее правила.
  • В течение жизни мы так и не успеваем научиться нормально жить. Что уж говорить про то, что никто из нас не умеет нормально встречать смерть?

Из романа «Отвертка»

  • Потом я варю себе кофе, а по радио шепчет потная итальянка с мускулистыми и волосатыми, как у тяжелоатлета, ногами. Все называют тетечку именем, уместным в средневековых трактатах, но никак – во фразе, начинающейся со слов: «В постели с…». [12]
  • Самая чудовищная фраза, которую лично я встречал в мировой литературе, – это последняя фраза романа Стивенсона «Остров сокровищ». Дословно, разумеется, не помню. Суть в том, что, ребенком отъездив по экзотическим краям, герой говорит, что вот, мол, прошли годы, но ему и до сих пор снится берег с пальмами и попугай, картаво кричащий «Пиастры! Пиастры!». Вы понимаете, да? В большую депрессию меня не повергало ничто и никогда! Парню жить – лет, может быть, еще шестьдесят… всю жизнь. А самое типа того, что интересное – позади. [13]

Из книги «Русская книга»

  • За окном директорского кабинета бабы в кокошниках торговали сувенирами: матрешками и балалайками. Именно так, считается, и должна выглядеть русская старина. Притом что кокошник — финно-угорский головной убор, неизвестный в древней Руси, балалайка — татарский музыкальный инструмент, официальное название которого — «бас-домбра», а матрешек русские военнопленные навострились строгать в Японии после поражения в войне 1905 года. [14]

Из книги «Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу»

  • Жить в Петербурге действительно невозможно. Зато умереть тут — действительно красиво.
  • Историю моего города принято начинать с Петра Великого. Как видите, едва начав эту книжку, я тоже несколько раз уже его упомянул. Хотя, на самом деле, сделал я это зря. Дело в том, что Петр основал вовсе не тот город, в котором я живу.
  • Все, что есть ценного в сегодняшнем Петербурге, связано как раз с тем, что это НЕ столица. Что это мертвый и оттого особенно прекрасный город. Все ценное, что родилось в Петербурге за последние десятилетия (от прозы Довлатова до песен Цоя, от картин митьков до петербургских рейвов),— это лишь похоронный гимн. Перед вами не город, а его надгробие.
  • В 1923-м в молодую Республику Советов пригласили из Америки диксиленд в составе чуть ли не сорока чернокожих музыкантов. О джазе тогда мало кто слышал не то что в Европе, но даже и в самих США. То, что они играли, считалось в те годы очень прогрессивной музыкой угнетаемого в Америке меньшинства. Непонятно было даже, как произносить по-русски само название этой музыки. По крайней мере на афишах слово «jazz» в тот раз было транскрибировано как «жац», что, согласитесь, логично, ведь pizza мы же не читаем как «пизза», не правда ли?
  • Сталин вовсе не был маньяком-убийцей, в бессмысленной ярости уничтожавшим всё, на что падал взгляд. Если присмотреться к списку расстрелянных при нём людей, то цели, которые ставил перед собой вождь, становятся вполне очевидны. Чтобы башня стояла плотно, она должна быть выстроена из стандартных кирпичей. А все, что непохоже на стандартный кирпич, — на свалку истории.
  • Говорят, девяносто процентов парижан никогда в жизни не поднимались на Эйфелеву башню. А девяносто процентов лондонцев никогда не были в Тауэре. В Петербурге та же история: те, кто родились в этом городе, редко заглядывают в Эрмитаж и свысока смотрят на разинувших рты туристов. Но только до тех пор, пока им вдруг не приходится отсюда уехать. Потому что тут начинаются ломки. [15]

Из романа «Мачо не плачут»

  • Все говорят «быть хорошим»! Будто это старт. Как я понимаю — это финиш. До которого добегает один из сотни. [16]
  • Похмельные утра отличаются от обычных не так и сильно. В первом случае хочется горячего острого мяса. Во всех остальных — горячего сладкого кофе. [17]

Из романа «mASIAfucker»

  • Дорога имеет смысл, если это дорога домой. Все на свете имеет смысл если только это помогает тебе оказаться там, где ты должен оказаться. Дорога домой-сложна. Двигаться по прямой всегда легче.
  • Империи рушатся, как зубы в хорошей драке. [18]

Из книги «Клубная жизнь. Притворись ее знатоком»

  • Мысль, что, придя в клуб, скучный человек весело проведет время, — ошибочная, неправильная мысль. Тем более неправильно думать, будто, собравшись вместе, весело проведут время несколько сотен скучных людей.
  • Когда вы ощутите потребность окунуться в пучины ночной жизни, когда неоновые вывески покажутся вам привлекательнее женского поцелуя — просто возьмите и еще раз прочтите книгу, которую держите в руках. А из дому — не выходите. Поверьте — себе дороже! [19]

Из книги «Таблоид. Учебник желтой журналистики»

  • Готов заключить пари, что о грязной и отвратительной работе, именуемой словом журналистика, вы знаете не больше, чем о работе охотника на тигров или архивариуса.
  • По большому счету журналистика… особенно желтая журналистика… занятие грязное. Как работа мусорщика на городской свалке. И так же, как о работе мусорщика, о работе журналиста публика почти ничего не знает.
    То есть я имею в виду — о том, что такое НА САМОМ ДЕЛЕ работа журналиста.
  • Интервью — дело интимное. Интимнее, чем девушек целовать.
  • Раз вы сумели попасть на эксклюзив к Майклу Джексону, то, даже если единственные слова, которых вы добились, были словами «Пшел вон!» — интервью удалось.
  • К интервью стоит готовиться: выяснить биографию собеседника, набросать план вопросов, навести справки о том, каков он в общении.
    Можно и не готовиться. Не удивляйтесь в таком случае, что чувствовать вы себя будете, как полный кретин.
  • Как глаз не способен увидеть себя самого, так журналюги сразу тупят свои острые перья, стоит им попробовать описать не происходящее вокруг, а СОБСТВЕННУЮ жизнь.
    Оно и понятно. Не станешь же, вопреки всем на свете книжкам и киношкам, писать, что работа твоя скучна, плохо оплачивается и больше всего напоминает жизнь героев фильма «Служебный роман».
    А я вот напишу. Да, скучна! Да, напоминает! Просто любят её не за это.
    [20]

Источники