Лев Абрамович Кассиль

Отца заменит сын, и внук заменит деда
На подвиг и на труд нас родина зовёт!
Отвага — наш девиз, — Труд, Верность и Победа! <…>

Пусть ветер нам в лицо и нет дороги круче,
Но мы дойдём туда, где радуга цветёт!
Окончится гроза, и разойдутся тучи.
Вперёд, товарищи! Друзья, вперёд!

… за бессмертие обычно платят жизнью. — глава Х

Талант — это дар удивлять правдой.

— Ну, не было, не было ещё в истории такого, чтобы наследник престола в колхозе работал. Не было, пойми!
— А Слава Несметнов говорил, так было, — вдруг возразил принц <…>. — Он говорил, у вас был такой царь, у-это, Пётр, очень великий. Вот такой!.. Он сам ездил, у-это, за границу, далеко, работать. — глава XI

Мак. Вы очень кокетливы. Левкой. Ваших дьявольских глаз я боюсь, как огня. Резеда. Ты рождена играть сердцами.

… сперва была мама, потом кормилица, заменявшая маму, а затем соска, изображавшая кормилицу. <…> к этому резиновому источнику иллюзий я очень пристрастился и лет до четырёх никак не мог отпасть от неё, беря тайком <…>.
Затем соску заменил палец. Так была пройдена вся многоступенчатая система сосания. Но тут отец как-то растолковал мне, что сосать негигиенично, из пальца ничего путного не высосешь. Верность этому гигиеническому принципу я стремился сохранить всю жизнь. Это постепенно рождало неприязнь ко всему растяжимо-утешительному, суррогатному, пустышечному и слюнявому…

Разве я добивался когда-нибудь, чтобы вам на школьный глобус нанесли очертания Швамбрании, Синегории и Джунгахоры? Нет, конечно. Я хотел лишь одного: пусть воображение ваше откликнется, заиграет и признает существование этих стран, <…> чтобы читатели мои ещё крепче полюбили бы <…> родную нашу Землю Советов! И все эти страны, флаги, карты, гербы, с которыми вы познакомились в книге моей, лишь мечтательное, иногда чуть-чуть озорное и насмешливое, а иной раз задумчивое эхо той всамделишной жизни, в которую вы, друзья, вступаете. <…> Хочется мне, чтобы и наши с вами мечты, и игра в неведомые страны помогли вам лучше понять, почувствовать, что вам всего дороже в жизни. Так выше же флаги нашей мечты о счастье и справедливости на всём свете!^[1]

Я вижу в почтовых марках одновременно и маленькое окошко в чём-то манящий меня далёкий мир, и геральдический знак народа и государства, листок календаря с памятной датой, восстанавливающий в воображении событие или имя примечательного человека.^[2]

Одного Кассиля ум
Заменил консилиум... — на Кассиля-студента, однажды помогшего разрешить творческий спор на собрании московских писателей^[3]

Мы пахали, мы косили.
Мы нахалы, мы Кассили! — на экспромт Кирсанова, которым Кассиль похвастался перед ним^[3]

Его поступки в быту и в общественной деятельности носили характер рыцарства, свойственный высокой интеллигентности советского человека. <…> Обаяние его личности было столь велико, популярность столь широка, что юные читатели, считая его главным детским писателем, адресовали письма: «Москва, Кремль, Льву Кассилю».^[4]