Михаил Наумович Эпштейн

Жизнь — печальная вещь… Но прожить её нужно радостнo.

Нужно действовать так, чтобы твои наибольшие способности служили наибольшим потребностям других.

В мире так редко происходят чудеса, потому что сам мир, возникший из ничего, — это чудо, и творец не желает отвлекать наше внимание от большого на мелочи.

Нам всё даётся по мере нашей жажды, потому что сама жажда возникает в ответ на возможность её утоления. Мы хотим пить, потому что есть питьё; хотим есть, потому что есть еда; хотим любить, потому что есть любовь. И если мы хотим жить вечно, значит, этой жажде тоже что-то соответствует в природе вещей, есть источник её утоления.

Как попасть в вечность? Сбивать лапками время, как лягушка, попавшая в молоко, сбивает из него сметану.

Две стороны свободы: я не имею права затыкать вам рот, но имею право затыкать себе уши.

Правило: усилие без насилия. Это значит, что нужно постоянно совершать какие–то усилия, но при этом стараться, чтобы они не перешли в насилие над предметом. Если ключ не поворачивается в замке, не нужно ломать замок, лучше поискать другой ключ.

Правило: ничему не противостоять, ни с чем не отождествляться.

Правило: расширять свой опыт, не теряя души.

Последнее, что опыт оставляет от любви, — это любовь к самому опыту.

Любовь — это столь долгое занятие, что одной жизни для неё мало. Любовь — это готовность провести вдвоём вечность.

Любовь — это когда и во сне видишь того, кто спит рядом. Счастье — это когда просыпаешься и видишь рядом того, кого видел во сне.

Есть правило дорожного движения: не уверен — не обгоняй. Не обгоняй в своих чувствах партнёра, если не уверен в его взаимности. Но любовь — это именно готовность разбиться вдребезги на обгоне.

Беда многих, что они недолюблены... Это такая свистящая дыра в каждом существе, для заполнения которой годится всё, даже пуля (у самоубийцы).

Я банально и даже арифметично определяю своё жизненное кредо. Хорошо всё, что способствует увеличению любви, плохо всё, что ведёт к её уменьшению.

Одни люди предпочитают наличность, другие живут в кредит. Надежда — это радость в кредит.

Нужно надеяться, но не обольщаться. Обольщение — это надежда с гордыней.

Обидно, когда тебя прощают, не понимая. Страшно, когда тебя понимают — и не прощают.

Я пишу, чтобы узнать, о чём я думаю. Я думаю, чтобы узнать нечто новое от самого себя.

Мера ума определяется не тем, сколь умную вещь человек способен сказать, а тем, какой глупости он не может себе позволить.

Мудрец не бракует идеи, а брачует их. Не оспаривает, а спаривает.

Я хотел бы иметь детство Набокова, отрочество Толстого, молодость Казановы, зрелость Наполеона... Но тогда у меня была бы старость шизофреника.

Счастье — это когда "желать" совпадает с "мочь". У счастья два антипода: отчаяние (желать, но не мочь) и скука (мочь, но не желать).

Грех довольно пресен на вкус. Не так сладок, как его предвкушение, и не так горек, как его послевкусие.

Когда все кричат, а один молчит, слышнее молчание.

Тоска – это не боль, это такая невозможность боли, когда хочется зарезать себя, чтобы хоть что-нибудь почувствовать.

Чем совесть отличается от здоровья? — Она здорова, когда болит.

Хитрый человеческий инстинкт требует выживания сразу во всех мирах. Тело — и дух. Здоровье — и совесть. Биология — и метафизика. В этом сложность искусства выживания — не поступаться здоровьем ради спасения души и не пренебрегать спасением души ради здоровья.

Великие книги меняют индивидов, а сериалы меняют популяцию. Кажется, что индивид и популяция — разные антропологические сущности, которые расходятся все дальше. У человека и человечества останется общим только корень слова.

Эволюция — это тайный сговор мутаций с адаптацией.

Время — деньги. Но с возрастом время стоит все дороже в обменном курсе на деньги. Это единственная валюта, цена которой всегда растет, поскольку время жизни убывает.

Почему мы убиваем время? — Потому что оно убивает нас. Это форма взаимности.

У одних воля "длинная" — подчиняет себе множество других людей, иногда миллионов. У иных воля совсем короткая — ее не хватает, чтобы управлять даже самим собой. Необходима и достаточна та воля, которая позволяет человеку управлять собой, но не другими.

Всякому творческому человеку, живущему за границей, нужно время от времени возвращаться на родину, чтобы убеждаться в своей полной ненужности. Поддаться ностальгии — лучший способ излечиться от нее.

Пушкина в России любят больше всего за то, что в поэзии он такой прекрасный и величавый, а в жизни - безобразник, кутила, мот, повеса, дуэлянт. Поэзия и жизнь должны быть в натянутых отношениях. Но натянутых как лук. Упруго. Чтобы производить выстрел.

Родиться — это большой экстрим, 1 шанс из 40 миллионов. Так и надо каждому себя ощущать — экстремистом, вышедшим на волю.

Куда уходит человек после смерти? В себя, в свое "я", которое становится миром его обитания. Предназначение человека - создать внутри себя то "информационное поле", ту систему смыслов, в которой продолжится его жизнь после смерти тела. Поэтому так важно создавать в себе внутреннего человека, который сможет пережить свою смерть.

В каждом разговоре живет свой демон. Он не подчиняется воле и намерениям собеседников. Подчас он ведет себя очень смирно – но порой уводит их совсем не туда, куда они направлялись. Он своенравен, а порой и прямо опасен, разрушая дружбы, сея вражду, но иногда и приводя к откровениям.

Мысль должна быть крупной и острой. А это трудно совместимо. Острые мысли обычно бывают мелкими (а острОты - почти всегда). Крупные же мысли, большого масштаба и кругозора, бывают обычно закругленными. Они редко вонзаются или даже задевают. Пример крупной и острой мысли: Ницше. У Розанова много острых мыслей, но они мелковаты. У Вл. Соловьева много крупных мыслей, но они закругленные.

Какая-то неукротимая сила требует от идей, приходящих на ум, или от новосозданных текстов, — вторгаться в сознание других людей. Не мoгут спокойно сидеть в голове или в компьютере. Хотят входить в умы и глаза других людей — совокупляться. Так ведь и сперма — это самая сгущенная информация, и тоже вожделеет, хочет пролиться. Может быть, в любую информацию встроена некоторая страсть? Эйдос как эрос. Тестостерон - текстостерон. Слова бурлят и рвутся поскорее достичь яйцеклетки чужого сознания

История дважды удивила тех, кто в советские годы мечтал о будущей свободной России. Во-первых, мечты сбылись. Во-вторых, в форме гротеска и пародии.

Есть два вида склероза: замкнутый и общительный, или интровертный и экстравертный. В первом случае, не узнаешь знакомых, во втором, узнаешь незнакомых.

Что человеку нужнее всего? — Быть нужным.

Почему вокруг так много случайного, размытого, неясного, необязательного? Случайность — это псевдоним свободы, точнее, дисфемизм. А свобода — это эвфемизм случайного. Слуйность открывает нам свободу действия и истолкования, а значит, свободу греха или ошибки. .

К чему вопрос о доказательствах бытия Бога? Верующему они не нужны, а неверующему тем более. Для одного излишни, для другого недостаточны. Так вот бредут вразброд слепая вера и хромой разум, не пытаясь обрести опору друг в друге.

Если церковь не может или не хочет отделиться от государства, тогда вере остаётся только отделиться от церкви.

Программа пребывания в раю предусматривает краткую экскурсию в ад.
Программа пребывания в аду предусматривает краткую экскурсию в рай. Ибо всё познаётся в сравнении.

Человек опредмечивает в машинах свои физические (станок, автомобиль), а теперь все больше и интеллектуальные функции (компьютер, интернет), чтобы двигаться дальше, к тому, что труднее всего опредметить, чтобы постепенно освободиться от предметности, стать вполне субъектом.

Удивительно легко чувствуешь себя на этой "парящей" доске (hoverboard) — а когда сходишь с нее, чувствуешь свои ноги как будто приставленными, и топать ими странно и неловко. Вот так по частичкам и узнает человек свою врожденную иноприродность.

Все, что остается теперь от рукописания, — это ритуальный танец руки, разновидность хореографического искусства.

Мы живем в одну из лучших эпох истории, когда технический прогресс еще вызывает больше надежды, чем отчаяния. И больше связан с идеей освобождения человека, чем тотального контроля над ним.

Иногда, чтобы осознать смысл катастрофы, следует признать катастрофу смысла (об истории 20 в.)

Интеллигенция — мозоль от трения интеллекта о народ. Боль их нестыковки

Если у страны не получается быть великой — и вместе с тем доброй, человечной, производительной, то зачем нужно такое величие? Пусть лучше будет доброй, человечной, производительной — и вносит свой посильный вклад в величие всего человечества.

Чем меньше в стране цивилизации, тем больше в ней героев и великих людей.

Почему Путин постоянно опаздывает? — Он достойно представляет свою страну и не хочет забегать вперед. А она опаздывает уже не на минуты, а на века.

Делай наилучшим образом то дело, к которому наиболее способен. Ешь, пей, пиши прозу или стихи. Но не хули то дело, к которому ты не способен. Если не можешь выступать против тирании, не хули тех, кто выступает. Ты можешь стать жертвой собственной хулы — тирания придет за тобой.

Россия, как постоянная боль, всюду тебя настигает. В Америке и повсюду эмигранты говорят не о новой родине, а о России. Недаром считается, что страдания на шкале ощутимости сильней наслаждений. Что свидетельствует о райском происхождении человека, для которого Геена чувствительней, чем Эдем.

Через тысячи или десятки тысяч лет исчезнут американцы, китайцы, русские. А американисты, китаисты, русисты останутся. Как остаются сейчас античники, хотя давно нет античности. Становитесь гуманитариями — не пропадете! Знание истории и культуры переживет их бытие.

Какая сила воли необходима и достаточна? Та, что простирается на самого волящего, но не выходит за этот предел. Имморален субъект, который не владеет собой — или который пытается подчинять себе других, не считаясь с их волей.

Точное знание следует отличать от точечного. Точное знание может быть волновым и туманным, если это знание волны или тумана.

Объединяться легче тем людям, которым, кроме объединения, больше нечем заниматься. Вот и ходят толпами, сбиваются в стаи.

Загадка: почему люди выбирают плохое, особенно в России? Возможно, они в хорошем подозревают подвох, а в плохом ценят откровенность.

Я пишу не для того, чтобы быть правым, а для того, чтобы быть странным. Удивлять, а не убеждать. В частности, удивлять тех, кто всегда убежден в своей правоте.

Интересность общения обратно пропорциональна числу его участников.

Через несколько лет потребуют восстановления поруганных прав рыб, грибов, бактерий. Дети в школах будут писать покаянные письма бактериям за то, что их травили антибиотиками. Если к тому времени школы вообще останутся, поскольку — какое право кто-то имеет кого-то учить?