Очередь (Сорокин)

— Для меня история всегда была тёмным лесом. <…> Но вообще-то это ведь здорово интересно — цари, там разные, войны, ледники…

— Тут букв много. Популярный итальянский тенор.
— Иx миллионы… тоже мне кроссворд…
— Ну ты хоть одного назови.
— Не знаю.

— [При] Сталине <…> на двадцать минут опоздаешь — судят. <…> Моя жена покойная однажды весной через Урал бежала, по льдинам, чтоб на завод успеть. Автобус сломался, и она побежала. Вот! А кто теперяшний побежит?

— Я однажды зашёл жаловаться на продавщицу, нахамила мне, зашёл к директору, а там своя очередь — колбасу копчёную берут! — возможно, неоригинально

Вот увидите, абитуриенты ещё будут писать вступительные сочинения на тему <…> «Категория обсосиума^[1] в романах «Норма» и «Очередь».^[2]

Очередь вроде бы живёт, люди конфликтуют, мирятся, размножаются…
Западникам кажется, что эта очередь и есть Россия, которая десятки лет в очередях достаёт колбасу. А если ещё проще? Если очередь эта — очередь в могилу? Простейшая аллегория, но после неё сорокинский текст приобретает сакральное звучание.
Бессмысленность очереди усугубляется. Она становится неуместной, но остаётся на месте как артефакт, становится надгробием для самой себя.