Оя́ть — левый приток Свири, река в Ленинградской области России (вытекающая из озера на границе Вологодской области), относится к бассейну Ладожского озера. Берёт своё начало из Чаймозера на Вепсовской возвышенности. Высота истока — 222 м над уровнем моря, высота устья — 4,6 м над уровнем моря. От истока до деревни Алёховщина берега преимущественно холмистые, покрыты лесом, плёсы чередуются с перекатами. Встречаются затяжные перекаты, до 2 километров длиной. Близ деревни Надпорожье — два порога, довольно бурных. После деревни Алёховщина перекаты исчезают, река принимает равнинный характер.
Название реки в переводе с вепсского означает «ручей».
Оять в коротких цитатах
В девятом часу остановились мы в Сермаксе. Большая деревня эта расположена по обоим берегам судоходной реки Ояти. Деревня на левом берегу называется также Боровскою или просто Бором. Жители промышляют рыбой и хлебопашеством, многие имеют свои галиоты и вообще весьма зажиточны.[1]
— Фёдор Литке, Третье плавание брига «Новая Земля», 1823
Вторая половина лета и первая осени были небывалой красоты, теплоты, ясности, чистоты, сухости, без засухи и пожаров. Словом, я такого сезона не помню... Писал я все больше Оять с разных пунктов. Хочу из неё сделать две картины.[2]
— Василий Поленов, из письма сестре Елене, 26 сентября 1880 года
Река Oять впадает в Ладожское озеро с востока и близ устья течёт в низменных песчаных берегах, которые, по мере удаления от озера, постепенно возвышаются, делаются волее высокими...[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
В отложениях Ояти недостаёт совершенно известняков, т. е. той группы пластов, которую принимают за средний ярус и сравнительно с которой различают верхние и нижние песчаники.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Оять восхитительна. Её широкая пойма с обеих сторон окаймлена довольно высокими холмами, поросшими лиственным лесом.[4]
— Владимир Пименов, «Моя профессия — этнограф...», 1961
Первые девять км. шли тропинкой по берегу Ояти. Очень красивые места, истинно поленовские.[4]
— Владимир Пименов, «Моя профессия — этнограф...», 1961
— Александр Миронов, «Здесь в настоящем в бесцветном безвременьи дней...» (из цикла «Therapeia»), 1979
Оять принимает воды тридцати более или менее разветвлённых рек и ручьёв, и, таким образом, вся система достигает протяжённости около 2000 км.[6]
— Светлана Кочкуркина, «Курганы летописной веси X — начала XIII века», 1985
Река течёт по глубокой древней долине, имеет чётко выраженную пойму, надпойменные ледниковые и послеледниковые террасы. Вместе со Свирью и Пашой Оять образует при впадении значительную по площади заболоченную дельту.[6]
— Светлана Кочкуркина, «Курганы летописной веси X — начала XIII века», 1985
Полудачная местность. Оять и Шексна.
Хорошо бы купить барабан...[7]
— Всеволод Зельченко, «Полудачная местность. Оять и Шексна...», 1994
...сообщается об особенностях приоятьского говора (умеренное «цоканье» и произношение «о» почти как «у») и о том, что жители деревень по Ояти — хорошие гончары. Скота держат мало за неимением мест для выпаса, ловят рыбу...[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России», «Земля вепсская неведомая», 2007 год
...мелколиственная зелёная занавесь расступается, слева открывается пространство поймы; внизу, оправленная высокими берегами, сверкает быстрая вода: река Оять. Она разрезает окрудающую лесистую равнину так глубоко, что местами её пойма превращается в настоящий каньон.[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России», «Земля вепсская неведомая», 2007 год
...севернее, на Свири и Ояти, господствовало самоназвание «людики», такое же, как у части южных карелов.[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России», «Земля вепсская неведомая», 2007 год
...как в течении реки Оять на ее крутых изгибах вдруг проявляется неостановимая сила, так и в здешних людях неожиданно открываются горячий темперамент...[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России», «Земля вепсская неведомая», 2007 год
...и снилось ему, будто река Оять поднялась до края кровати...[9]
— Александр Белых, «Акума, или Солнце мертвых», 2019
Оять в публицистике и исторической прозе
Положением своим при берегах Финскаго залива, смежностью с Ладожским и Чудским озерами великия имеет выгоды для сообщения с иностранными государствами и разными губерниями России. К сему последнему служат наиболе реки Нарова, Волхов, Нева и Ладожской канал, меньше ― реки Луга, Сясь, Оять, Мга, Тосна и Ижора.[10]
Содержание этой повести состоит в том, что над Ладожским озером и его берегами стала носиться по воздуху икона Богоматери, переменяя место. Слух об этом переходил из уст в уста; стерегли ее люди, несколько раз видели там и сям и не могли взять, пока наконец она сама не далась в руки там, где ей угодно было остановиться. Сначала она показалась рыболовам над волнами Ладожского озера, поплыла по воздуху и исчезла из виду; потом она остановилась на воздухе над рекою Оятью, на месте, называемом Смолков, в 10 верстах от Тихвина. Народ видел её: в глазах людей постояв несколько времени на одном месте, она удалилась; и на этом месте поставили часовню. Она явилась и остановилась над рекою при селе Имогенцах, удалилась оттуда и парила над горою Куковой, за 20 верст от Тихвина: и стекошася тамо православныи людие, зряще чюдноя икона владычицы предъстоящу на воздуху и пресветло сияющу. Один час пребыла она недвижно в воздушном пространстве, потом двинулась и снова исчезла из глаз и явилась над той же рекой; наконец стала на воздухе над Тихвином и далее не шла.[11]
— Николай Костомаров, «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада», 1863
Река Oять впадает в Ладожское озеро с востока и близ устья течёт в низменных песчаных берегах, которые, по мере удаления от озера, постепенно возвышаются, делаются волее высокими, достигая, как у деревни Каменки, высоты 6-10 метров, но состоят только также исключительно из новейших песчаных образований.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Только у деревни Кургино, недалеко от погоста Имачинского, река прорыла себе более глубокое ложе среди коренных пород, которые и обнажаются местами в её высоких берегах. Выше Кургино на правом берегу Ояти находится незначительно обнажение, метров около 3-4 высоты, в котором главную роль играет красный песчаник с небольшими прослоями глин и мергелей светло-зелёного и фиолетового цветов.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Но более интересное обнажение находится около деревни Вачукинцы. Ещё в 1873 году в Записках Минералогического Общества проф. Иностранцев поместил очень интересную заметку о «плеченогих в древнем красном песчанике р. Ояти»,[12] в которой он описывает любопытный факт, указывающий на связь песчаных отложений девонской системы с известняками и мергелями.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Немного ниже деревни Суббоченцы берега довольно высоки, но образованы точно также слоистыми мелкозернистыми тёмно-серыми песчаными глинами с многочисленными прослоями песка. Около самой деревни проходит значительная возвышенность, образующая к реке обрыв, который весь сложен из песка и только внизу залегает глина. Песок светло-жёлтого цвета, слоистый, причём слои мелкозернистого песка перемежаются с более крупным, а иногда даже со слоями гравия и небольших валунов (до 1 дециметра в диаметре).[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Мы описали одну из типичных возвышенностей или кряжей, которые имеют по берегам Ояти почти повсеместное распространение, являясь то отдельными островками, то в виду длинных гряд, достигающих иногда очень значительной высоты и покрытых большею частью лесом.
Только около Пойкима снова появляется красный песчаник, выходы которого мы находим близ деревни Зуевой, где у самого берега реки около воды обнажается интензивно-красный песчаник до двух метров мощностью.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Начиная с Пойкима, по берегам Ояти снова появляются выходы глин и мергелей, но эти выходы по берегам очень незначительны и большею частью представляют несколько перемежающихся слоёв песчаника и разноцветных глин; гораздо большего развития эти глины и мергели достигают в берегах небольших речек, впадающих в Оять. Например, незначительная речка Савинка прорыла себе глубокое ложе в толщах красного песчаника. Небольшая речка извивается среди обрывистых высоких берегов, которые достигают высоты слишком 30 метров, поднимаясь вертикальной стеной.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Почти от самого впадения Савинки в Оять и далее вверх по течению на каждом шагу встречается множество прекрасных обнажений; я не буду описывать их, так как они слишком однообразны и по следующему разрезу можно иметь ясное понятие о последовательности напластования, что же касается до мощности отдельных пластов, то эти величины так разнообразны и изменчивы в близких даже друг с другом выходам, что приховодить их нет никакой цели.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Вверх по Ояти за Пикинчами, близ Подборья, Антоновщины и в некоторых других местах, мы находим выходы коренных пород, которые выражаются совершенно так же, как и описанные раньше: точно такое же преобладание красного песчаника и затем чередование слоёв глин, мергелей и песчаников. Вследствие подобного однообразия в строении берегов р. Ояти, я решил не подниматься далее по реке выше Антоновщины и здесь окончить свои исследования.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Отложения по реке Ояти были исследованы и описаны уже несколько раз, но их место в общей системе девонских отложений всё-таки осталось неопределённым. Куторга относил их к нижнему и среднему своим ярусам (песчаникам и мергелям). Г. Бок поместил эти отложения в нижний песчаниковый ярус девонской системы, наконец, проф. Барбот-де-Марни большую часть отложений относит к верхнему ярусу, а некоторые нижележащие слои к нижнему. Но почему же происходит подобная неопределённость относительно отложений по реке Ояти, почему одни авторы относят их к нижнему ярусу, другие к верхнему? Конечно, это находится в зависимости от однообразного характера этих отложений, от совершенного отсутствия каких бы то ни было резких границ между различными группами слоёв. В отложениях Ояти недостаёт совершенно известняков, т. е. той группы пластов, которую принимают за средний ярус и сравнительно с которой различают верхние и нижние песчаники.[3]
— Павел Венюков, «Отложения девонской системы» (глава «Река Оять»), 1884
Поднялся бурный ветер, всколыхнулось тихое озеро, помутилась вода ― и всем стало понятно, что собрался водяной хозяин вон выходить. А куда ему бежать? <...> «Если (думает он) пуститься смаху и во всю силу на реку Оять (к югу), ― до нее всего девять верст, ― так опять же и туда дорога идет по значительному возвышению: сидя на речной колоде, тут не перегребешь». Думал ― думал водяной, хлопал голыми руками по голым бёдрам (все это слышали) и порешил на том, что пустился в реку Шокшу.[13]
— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1899
Карелы заселяют сплошною массой западную часть губернии, смежную с Финляндией (почти весь Олонецкий уезд, с.-з. части Петрозаводского и Повенецкого уездов), а чудь сидит в ю. -в. части Лодейнопольского уезда (верхнее течение р. Ояти) и несколькими селениями перекидывается в Вытегорский уезд.[14]
— Николай Березин, «Пешком по карельским водопадам», 1903
То же стремление перейти от интимных, в ряде случаев камерных образов к образам эпическим наблюдается и в этюдах реки Ояти, исполненных в Имоченцах, где Поленов провел часть лета и осень 1880 года. «Вторая половина лета и первая осени, — писал художник из Имоченцев своей сестре, — были небывалой красоты, теплоты, ясности, чистоты, сухости, без засухи и пожаров. Словом, я такого сезона не помню... Писал я все больше Оять с разных пунктов. Хочу из неё сделать две картины». В это лето были написаны три этюда реки Ояти: «Река Оять» (размером 23 x 44), «Река Оять» (размером 21 х 32) и неоконченный этюд «На реке Ояти» (24 х 44,5); все они принадлежат семье Поленова.[2]
Река Оять берёт своё начало в озере Чаимозеро, расположенном на границе Ленинградской и Вологодской областей, протекает по территории Подпорожского и Лодейнопольского районов и впадает в реку Свирь в 16 километрах от устья. Это один из её крупных притоков длиной 266 км. Оять принимает воды тридцати более или менее разветвлённых рек и ручьёв, и, таким образом, вся система достигает протяжённости около 2000 км.[6]
— Светлана Кочкуркина, «Курганы летописной веси X — начала XIII века», 1985
Река течёт по глубокой древней долине, имеет чётко выраженную пойму, надпойменные ледниковые и послеледниковые террасы. Вместе со Свирью и Пашой Оять образует при впадении значительную по площади заболоченную дельту. Местность характеризуется озёрами ледникового происхождения (некоторые из них имеют сток в реку Оять), болотами, часть которых является заросшими озерами. <...>
Река Оять была контактной зоной двух культурных областей, чем и объясняется <...> смешанность погребальной обрядности.[6]
— Светлана Кочкуркина, «Курганы летописной веси X — начала XIII века», 1985
...сообщается об особенностях приоятьского говора (умеренное «цоканье» и произношение «о» почти как «у») и о том, что жители деревень по Ояти — хорошие гончары. Скота держат мало за неимением мест для выпаса, ловят рыбу, которой богаты здешние реки и озера, из нее пекут пироги-рыбники. А деньги зарабатывают в основном валкой и переработкой леса. <...>
В XII веке этноним «весь» исчезает из летописных источников, сменяясь термином «чудь», имевшим, по-видимому, более широкое значение. Это название (в обиходной форме — «чухна», «чухарь») сохранилось до XX века; оно распространялось на несколько народностей, близких по языку и культуре: эстонцев, ижорцев. По данным исследований 1920-х годов, большинство жителей южновепсских деревень называли себя чухарями; севернее, на Свири и Ояти, господствовало самоназвание «людики», такое же, как у части южных карелов.[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России», «Земля вепсская неведомая», 2007 год
Оять в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
Оять у деревни Великодворская
От устья верстах в пяти оставили мы Свирь слева и въехали в реку Оять. За несколько минут до того показались нам, через низменные места, мачты галиотов, зимующих в обширном селе Сермаксе, лежащем на Ояти верстах в трех от устья. В этой реке наехали мы на прососы и прорубы, оставленные рыбаками. Я только было задремал, вдруг слышу со всех сторон: дыры, дыры, поло, поло. Вскочив, вижу, что весь лёд вокруг меня в движении; я очень испугался и стал думать, как бы спасти инструменты; удивлялся только, отчего сани мои, как и все прочие, стоят неподвижно и не проваливаются. Более минуты нужно мне было, чтобы образумиться: это была обманчивость оптическая, происходившая от маленького кружения головы. Если смотреть в продолжение нескольких часов беспрерывно на лед, стремительно убегающий из-под саней, кажется он в движении и тогда, когда сани остановятся.[1]
— Фёдор Литке, Третье плавание брига «Новая Земля», 1823
В девятом часу остановились мы в Сермаксе. Большая деревня эта расположена по обоим берегам судоходной реки Ояти. Деревня на левом берегу называется также Боровскою или просто Бором. Жители промышляют рыбой и хлебопашеством, многие имеют свои галиоты и вообще весьма зажиточны. В Сермаксе пересекаются большой Архангельский тракт и граница между С.-Петербургской и Олонецкой губерниями. Отсюда до Ладожского озера нет ни по Ояти, ни по Свири ни одного жилья; в некоторых только местах рыбачьи шалаши.[1]
— Фёдор Литке, Третье плавание брига «Новая Земля», 1823
...мы прибыли в Озёра <18 сентября>. Это ― группа деревень, находящаяся в 23 км от Винниц. Население ― чисто вепсское. Уже в Винницах, по дороге и здесь мы имеем возможность любоваться исключительно живописной природой. Оять восхитительна. Её широкая пойма с обеих сторон окаймлена довольно высокими холмами, поросшими лиственным лесом. Лес теперь удивительно богат красками. Вообще простор здесь чувствуется больший, чем в Карелии.[4]
— Владимир Пименов, «Моя профессия — этнограф...», 1961
...вышли из Ладвы в Озёра <30 сентября>. Первые девять км. шли тропинкой по берегу Ояти. Очень красивые места, истинно поленовские. Мы выбрали этот маршрут с намерением по пути осмотреть строительство нового поселка ― Курбы. Это будет новый, как тут говорят, перспективный лесопункт, срок работы которого расчитан на 25-30 лет... <...> Курбинское строительство в самом деле производит очень благоприятное впечатление. В качестве жилых зданий здесь возводятся исключительно рубленые дома ― одноквартирные, двухквартирные. Посёлок хорошо распланирован, удачно выбрана для него место ― в сосново-еловом бору вблизи берега Ояти.[4]
— Владимир Пименов, «Моя профессия — этнограф...», 1961
Грузовое движение по Неве было большое, буксирные пароходы тянули громадные плоты, главным образом с реки Оять, волокли баржи с хлебом с Волги или дровами с той же Ояти, Волхова, Шелони, с Тихвинки и Сома.[15]
— Дмитрий Засосов, Владимир Пызин. «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов», 1976
Наконец, поворот, мелколиственная зелёная занавесь расступается, слева открывается пространство поймы; внизу, оправленная высокими берегами, сверкает быстрая вода: река Оять. Она разрезает окружающую лесистую равнину так глубоко, что местами её пойма превращается в настоящий каньон. Очередной поворот дороги – и мы въезжаем в старинное село Винницы, расположенное вдоль берега Ояти на одной из самых живописных её излучин.[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России. Земля вепсская неведомая», 2007 год
Ради нас Клавдия Емельяновна затеяла печь калитки — «калиткат» по-вепсски. (В вепсском языке ударение стремится стать на первый слог. Причем один и тот же носитель языка по-русски будет произносить «Оять», а переходя на вепсский — «Оятка».) <...>
Скрытая яркость — это очень по-вепсски. Тут ничто не бросается в глаза, на первый взгляд все кажется приглушенным, обыденным. И небо, то серое, то блекло-голубое; и леса, и реки, и разбросанные между ними деревушки. Тут нет швейцарских пейзажей и итальянских красок, все тихое, спокойное. Поэтому и рассказывать об этих местах трудно: о чем, собственно? Жизнь и характеры людей — под стать природе: люди как люди. Самый общий (не всех, но подавляющего большинства) — светло-серый цвет глаз. Но как в течении реки Оять на ее крутых изгибах вдруг проявляется неостановимая сила, так и в здешних людях неожиданно открываются горячий темперамент, поэтичность, песенный дар. И упрямое умение во всем оставаться собой. Огонь под слоем пепла.[8]
— Анджей Иконников-Галицкий, «Тридевятые царства России», «Земля вепсская неведомая», 2007 год
О, Господи, попалась на глаза старая фотография 1955 года. Вепсы, река Оять, край непуганых птиц и зверей, где никто отродясь паровоза не видел. Я свежеиспеченный учитель русской словесности, заброшенный сюда «по распределению», а мне уже доверен выпускной класс.[16]
— Владимир Арро, «Шорохи и громы» (глава «На реке Оять»), 2021
Оять в беллетристике и художественной прозе
Миша прилёг на панцирную кровать, чуть поскрипывающую, чуть постанывающую, чуть поскуливающую, и заснул с кедами в обнимку, будто это руки самого Жени Шлеина; и снилось ему, будто река Оять поднялась до края кровати и кеды поплыли, поплыли. Замер, дрожит, изумлён, любит, смотрит, горит, вопрошает, зовёт... Он входит в воду реки вслед за ними, а бабушка на берегу кричит ему вслед: «Внучек, вернись! Утонешь!»[9]
— Александр Белых, «Акума, или Солнце мертвых», 2019
Товарищ, издевкой меня не позорь За ветер шелонник, за ярусы зорь.
Тяжелый шелонник не бросит гулять.
Тяжелые парни идут на Оять. Одёжа на ять и щиблеты на ять, Фартовые парни идут на Оять.
Трешкоты и соймы на верных реках,
И песня-путевка лежит на руках.[17]
— Александр Прокофьев, «Парни», 1929
Всё реже полесья, безрыбнее губы,
Селенья ребрасты, обглоданы срубы,
Бревно на избе не в медвежий обхват,
И баба пошла ― прощалыжный обряд, ―
Платок не по брови и речью соромна,
Сама на Ояти, а бает Коломной.[18]
— Николай Клюев, «Гнездо Третье» (из цикла «Песнь о Великой Матери»), до 1934
Свитки небес и престольные ясные сосны
В тёплом безвременьи и в живоносной смоле
Небо Монтаны над матерной речкой Оятью <...>
Речка течёт забываясь и прячась во мгле...[5]
— Александр Миронов, «Здесь в настоящем в бесцветном безвременьи дней...» (из цикла «Therapeia»), 1979
Полудачная местность. Оять и Шексна.
Хорошо бы купить барабан.
Если бросить в колодец монетку, она,
Возвратясь, прилипает к губам...[7]
— Всеволод Зельченко, «Полудачная местность. Оять и Шексна...», 1994
Источники
↑ 123Ф.П.Литке. Четырёхкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля». — М.-Л., 1948 г. — 334 с.
↑ 12Т. В. Юрова. Василий Дмитриевич Поленов. — М.: «Искусство», 1961 г. — С. 6. — 168 с.
↑ 1234567891011П. Венюков. Отложения девонской системы Европейской России. Опыт их подразделения и параллелизации. — СПб., 1884 г. — 303 с.: ил.; (книга удостоена премии Ильенкова). — с.224-231
↑ 1234В. В. Пименов. Моя профессия — этнограф. Очень личные заметки о не слишком давнем прошлом, настоящем и будущем отечественной этнографической науки. — Сост., отв. ред., автор эпилога Т. С. Гузенкова. — СПб., 2015 г.
↑ 12Александр Миронов. Избранное: Стихотворения и поэмы 1964—2000. Сост. Е. Шварц. — СПб.: ИНАПРЕСС, 2002 г.
↑ 12Александр Белых. Акума, или Солнце мертвых. — М.: Алетейя, 2019 г.
↑Радищев А. Н. Полное собрание сочинений в 3 томах. — М. Л.: Издательство АН СССР, 1941 г., том второй
↑Собрание сочинений Н. И. Костомарова в 8 книгах, 21 т. Исторические монографии и исследования. СПб., Типография М.М.Стасюлевича, 1904. Книга 3, Том 7-8.
↑Записки Императорского Минералогического Общества. II c., т. VIII, 1873 год, стр. 161.
↑С. В. Максимов. «Нечистая, неведомая и крестная сила». — Санкт-Петербург: ТОО «Полисет», 1994 г.
↑Н. И. Березин, «Пешком по карельским водопадам» с 60 рисунками художника И. С. Казакова и оригинальными фотографиями автора, с 5 карточками в тексте. — С.-Петербург : Типография Товарищества «Общественная польза», 1903 г. 193 с.
↑Д. А. Засосов, В. И. Пызин. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов (записки очевидцев). — Л.: Лениздат, 1991 г.
↑Владимир Арро. Шорохи и громы. — СПб.: «Алетейя», 2021 г.
↑А. А. Прокофьев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1976 г.
↑Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
