Рубль

...за воровство с неправого аршина — рубль, з безмена — два рубли, с канторя — рубль, с хлебного четверика — рубль, с питейного ведра или крушки — два рубли...^[1]

...рубль всегда есть рубль, хоть краденый, хоть заслуженный.^[2]

Из фунта серебра делали прежде обыкновенно пять рублей и две гривны, но, корыстолюбие изобрело обман: стали обрезывать и переливать деньги для подмеси так, что из фунта серебра выходило уже десять рублей.

Елена запретила ход обрезных, нечистых и всех старых денег; указала перелить их и чеканить из фунта шесть рублей без всякого примеса; а поддельщиков и обрезчиков велела казнить (им лили растопленное олово в рот и отсекали руки).

Ах! рублей бы за шесть
Иль за восемь рублей
Все могли бы мы сесть...^[3]

Как из копеек составляются рубли, так и из крупинок прочитанного составляется знание.

«Дали вы мне рублик, и за то
Я подам вам шубу и пальто»^[4]

Мы люди семейные, положительные… Для нас с тобой лишний рубль многое уж значит…

Я опустил руку в карман и достал оттуда один рубль, потом снова опустил руку во второй раз, но… карман мой был пуст… Мой неразменный рубль уже не возвратился… он пропал…^[5]

...можно старикам подумать о той стране, где не апельсины зреют, а где тишина, мир и, главное — рубль есть рубль, а не гривенник, как у нас в Питере.^[6]

...если в течении всего XV века, в том числе при Дмитрии Донском и при его сыне, существовал один и тот же рубль для всех русских земель, то при Василии Тёмном это единство уничтожилось и его необходимо было восстановить. Появились два рубля, отличные один от другого, новгородский и московский, с двумя видами денежного счёта, отличавшимися один от другого.^[7]:56

Я ― прислуга со всеми удобствами ―
Получаю пятнадцать рублей...^[8]

― Ого ― цыпленок, ростбиф, гусь.
И все за рубль? Как с неба манна.^[9]

...Когда дело доходило до самого незначительного количества рублей, намечаемых к выдаче ребятам в виде зарплаты или премии, на «Олимпе» подымался настоящий скандал. Педагогические мыслители были убеждены, что деньги от дьявола...^[10]

У тебя ― рубль, у меня ― целковый. Справедливость.^[11]

Достань-ка ты рубль-целковый без жида. Попробуй!..^[12]

Россия нас не жалует ни славой, ни рублём, но мы её последние солдаты.

― Сгубили, ― тихо сказал Егор и снял кепку. ― За рубли сгубили, за полтиннички.^[13]

Раньше таланты били серпами и молотами; теперь — просто рублём.

Закон у нас простой: вход — рубль, выход — два.

В буфетах кое-что есть за большие доллары. Наши деньги <рубли>, естественно, пипифакс!^[14]

Смотреть накрепко, дабы харчевники, месники и протчие, при заводах торг имеющие, вес и меру содержали правые, и оные фискалу велеть кождомесечно свидетельствовать; ежели ж у кого неправость явится, то взять оной вес или меру изломать, а за воровство с неправого аршина — рубль, з безмена — два рубли, с канторя — рубль, с хлебного четверика — рубль, с питейного ведра или крушки — два рубли, и из оных четвертую часть отдать доносителю, четвертую — на школу и богадельню, а половину в казну.^[1]

Ежели где уведает б..., должен донести и, по обличении, таковую выгнать ему веником за завод и з сводницею, а что на них и на том, кого с нею поймают, платья — все отдать ему, да с хозяина, кто в доме такую держал и не обличил, взять рубль, и из оных половина на богадельню, другая — профосу.^[1]

На промышленничьих заводах дворянина Акинфия Демидова Выйском хотя впредь чаяния ради добычу и плавку остановлять неполезно, но понеже оная медь становится по 6 рублев, то мним онаго ему не останавливать, а выплавленную медь позволить продавать на сторону, понеже за недостатком в продажу купят ныне охотно свыше 7 и до 8 рублев, и тако он убытка понести не может. Також на казанских промышленничьих Небогатого, Вяземского, Красильникова заводах за малостию руд медь по пробам учиненным у всех показалась ценою не ниже 5 рублев, к тому ж опасности и помешательства от башкир наносят немалые убытки...^[1]:316

Потом другой армянин персидской принес белой бралиант весом 5 крат и 3/8 доли, которой просил, если я у него куплю за 1500 руб., божась, что ему в ту цену самому стал, за оное обесчал мне зеленой выторговать за 8 тысяч или меньше, что я, видя, яко весьма дешевое, у него взял, и вчера оной зеленой за 7300 руб. сторговал, всего за оные заплачено 8800 руб. И хотя ныне персидские деньги равно рубль за рубль купятся, но если считая, что те деньги я покупал по 75 и 80 копеек рубль, то приходят оба около 7500 руб., которое надеюся, что в. и. в. в угодность явится, но притом всеподданнейше прошу, что оные с таким уговором продают, чтоб никто о том не ведал и в книге росписаться не хотят, особливо о том просят, чтоб и в Москве не изволили объявлять, что у армян куплен.^[1]

...для установления монетной системы, общей для всего государства, определения монетной стопы, однако, ещё было недостаточно, а необходимо бы ещё решить ряд других вопросов. Во-первых, если в течении всего XV века, в том числе при Дмитрии Донском и при его сыне, существовал один и тот же рубль для всех русских земель, то при Василии Тёмном это единство уничтожилось и его необходимо было восстановить. Появились два рубля, отличные один от другого, новгородский и московский, с двумя видами денежного счёта, отличавшимися один от другого. Не только московский рубль, но московская полтина, московская гривна, московский алтын и московская денга отличались от новгородских единиц тех же наименований. Востановление единства при этом оказалось задачею, довольно сложною. Всего проще могло бы казаться, эта задача решалась принудительным упразднением новгородского денежного счёта. Но именно этот способ не был избран и задача была решена без него. Упрзднение новгодского денежного счёта было связано с большими фискальными невыгодами для Москвы, даже если бы не желали считаться с неудобствами для торговли и населения Новгорода. Не только налоги и всякие платежи новгородские гораздо выгоднее было получать в крупных новгородских денежных едининцах, чем в мелких московских, но в интересах будущей фискальной эксплуатации монетной регалии было гораздо выгоднее, как мы сейчас увидим, сохранить крупную новгородскую денгу.^[7]:56

...наряду с погашением ассигнаций, очень важным средством упорядочения денежного обращения Сперанский считал введение усовершенствованной монетной системы. В то время в России в обращении находились разные виды серебряных, медных и золотых монет. Последние, впрочем, составляли сравнительно небольшую часть и погоды не делали. По представлениям Сперанского, в перспективе следовало ввести одну постоянную серебряную монету в двух видах: банкового рубля и мелкой разменной монеты. Существовавшая медная монета должна была постепенно изыматься из обращения и, попадая в виде податей в казну, путем переливки и продажи обращаться в серебро, а частично — в биллон, самую мелкую монету.
20 июня 1810 г. был подписан манифест о новом устройстве монетной системы. Главной мерой (монетной единицей) всех монет, обращающихся в государстве, объявлялся серебряный рубль достоинством в 4 золотника и 21 долю чистого серебра. Все прочие серебряные и золотые монеты оставлялись в свободном обращении по курсу к этому рублю. Но чеканиться в дальнейшем должна была лишь монета, определенная манифестом, а именно: банковая, или торговая, — рубль и полтина, серебряная, разменная в 20, 10 и 5 коп. и медная, разменная в 2,1 коп. и в полкопейки, или в одну деньгу. <...>
Манифест узаконил биржевой курс ассигнаций, когда он был на таком низком уровне, что реальная цена бумажного рубля составляла лишь четвертую часть его нарицательного достоинства. Эта мера оказалась равносильна тому, как если бы правительство изъяло из обращения три четверти всех выпущенных до 1812 г. ассигнаций, а с 1812 г. новые выпуски составляли только одну четверть нарицательных сумм. Это объясняется тем, что воздействие оказывал не весь рубль по его нарицательному достоинству, а лишь та его часть, которая сохранилась в биржевом курсе.^[15]:27

В апреле 1890 г. Вышнеградский констатировал во всеподданнейшем докладе, что «настоящее быстрое повышение вексельного курса грозит нанесением крайнего ущерба благосостоянию нашего отечества... При дальнейшем повышении вексельного курса цены могут дойти до такого уровня, что отпуск нашего хлеба сделается невозможным; тогда, с прекращением того условия, которое побуждает спекуляцию возвышать вексельный курс, должно произойти противоположное явление, и курс может упасть так же внезапно, как он поднялся, причем даже трудно представить себе, до каких пределов может дойти это падение». Единственное спасение министр финансов видел в широком обмене кредитных рублей на золото. Вышнеградский предлагал установить «предел» золотого содержания рубля сообразно с существующими заграничными ценами на хлеб. По его мнению, кредитный рубль должен быть стабилизирован на уровне 62,5 коп. золотом. «Обращаясь к конечной цели предполагаемой меры, — писал он, — можно надеяться, что, кроме отвращения гибельного застоя нашей отпускной торговли, она даст еще возможность в близком будущем приступить к открытию размена и, следовательно, к окончательной фиксации цены кредитного рубля по вышеуказанному курсу 62,5 коп. зол. за кредитный рубль». Министр финансов предлагал немедленно приступить к приобретению золота и в случае необходимости производить временные выпуски кредитных билетов на основании указа 8 июля 1888 г. <...>
К 1891 г. министр финансов счел подготовку денежной реформы в основном законченной. Но всё рухнуло в один миг. Вышнеградскому пришлось в полной мере пожать плоды своей недальновидной налоговой и экспортной политики. В 1891 г. директор департамента неокладных сборов А.С.Ермолов в записке на его имя предупреждал: «На Россию надвигается страшный призрак голода — необходимо теперь же, пока не поздно, принять самые решительные меры для предупреждения грядущего бедствия»124. Однако Вышнеградский с раздражением отмахнулся от этих слов. Записка легла под сукно.^[15]:107-108

К чести Еленина правления летописцы относят еще перемену в цене государственной монеты, вынужденную обстоятельствами. Из фунта серебра делали прежде обыкновенно пять рублей и две гривны, но, корыстолюбие изобрело обман: стали обрезывать и переливать деньги для подмеси так, что из фунта серебра выходило уже десять рублей. Многие люди богатели сим ремеслом и произвели беспорядок в торговле: цены изменились, возвысились; продавец боялся обмана, весил, испытывал монету или требовал клятвы от купца, что она не поддельная. Елена запретила ход обрезных, нечистых и всех старых денег; указала перелить их и чеканить из фунта шесть рублей без всякого примеса; а поддельщиков и обрезчиков велела казнить (им лили растопленное олово в рот и отсекали руки).^[16]

Между серебром и медью не существовало тогда никакого определенного правительством курса. Курсы биржевые означали тогда просто содержание серебряного рубля в монете иностранной. Билеты по местам промены (ажио), но сие зависело от большей или меньшей потребности в той или в другой монете. В одном месте платили небольшой промен при размене серебра на медь, в другом платили при размене меди на серебро. Нужда и потребность определяли то и другое. Неизбыточное количество медной монеты, самое внутреннее ее достоинство (16 руб. из пуда) возвышали ее ценность и равняли с серебром, а платеж всех таможенных пошлин серебром вводил в обращение значительные по тогдашнему времени его массы.^[17]

...вот какое поразительное и потрясающее показание дал этот Иван Горюнов на суде: «Года за два раньше, как я убил Крамского (фамилия убитого), к нам в гостиницу «Вологда» приезжал какой-то господин, повидимому купец. Жил он у нас в гостинице дня четыре и больно сильно кутил, пьянствовал. Когда этот господин уезжал, он подарил мне золотые часы с цепочкой и сказал: «Спасибо тебе, что ты сберег меня, ― всё в целости; у меня, говорит, было девяносто три тысячи рублей». Потом гость этот попросил проводить его на вокзал; я проводил, и тут он ещё дал мне двадцать пять рублей и ещё три рубля. Пришёл я домой и показал буфетчику и хозяину часы, что мне подарил гость. Хозяин спросил: «За что ж он подарил?» ― «За то, мол, что у него девяносто три тысячи с собой было, и все остались в целости». ― «Эх ты, ― говорит хозяин, ― не умеешь деньги наживать! Так будешь делать ― и помрёшь бедняком…»^[18]

И как не лезть, когда здесь все дешево: порции огромные, водка рубль бутылка, вина тоже от рубля бутылка, разные портвейны, мадеры, лиссабонские московской фабрикации, вплоть до ланинского двухрублевого шампанского…

Скоро в хозяйстве нашем открылись маленькие неприятности: иногда накануне большого ужина дворецкий сказывал мне, что у него нет ни рубля на расход и что он нигде не мог занять денег. В таком случае я обыкновенно выгонял его из комнаты ― и ужин бывал прекрасный. Являлись добрые люди с товарами: одни продавали мне на вексель, другие в ту же минуту покупали у меня на чистые деньги, и дело было с концом. Но время от времени встречалось более трудностей, и часто за вексель в тысячу рублей давали мне только дюжин шесть помады!^[19]

Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что, вероятно, где-нибудь да учреждён карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета.

Упавшим тарантасом мне расшибло ногу. Еще хорошо, что лежу я в порядочном доме, где есть уход и прислуга. А кабы на постоялом дворе! За доктором посылаем в другой уезд, пиявки чуть не по рублю серебром штука, а их надо мне очень много. И таким образом, если ты меня не выручишь, то беда. Получение у меня в августе месяце, а до тех пор я должен объехать Ярославскую губернию, если буду здоров, или приехать в Москву лечиться. Пришли мне, до августа месяца, пятьдесят руб. серебром и, пожалуйста, с первой почтой, чем ты крайне обяжешь. <...>
Чего все это стоит! Если спросить: за что же так дорого, так бессовестно? Вам ответят: «Помилуйте, мы такому случаю рады, еще дороже берем». Впрочем, здешний фельдшер еще милостив, он с меня взял за пиявки только 16 рублей серебром. Сделайте одолжение, пришлите мне денег, что можете; каждый рубль для меня теперь дорог, и, ради бога, поскорее. Адресуйте в г. Калязин на мое имя.^[20]

Купить где-нибудь в Малоросии, в глуши, десятины полторы у річкі з раками, построить из кизяка хатыну и замуроваться. На землю ассигновать рублей 300, на хатину — рублей по 100 за комнату. Это я, пожалуй, наскреб бы. Старшие дети скоро уйдут под красную шапку, а гимназист уже в 3-м классе: стало быть, можно старикам подумать о той стране, где не апельсины зреют, а где тишина, мир и, главное — рубль есть рубль, а не гривенник, как у нас в Питере. Ты с Хохландией знаком лучше меня: не знаешь ли такого глухого уголка? Если знаешь — напиши. В ножки поклонюсь.^[6]

Пропустив в одиночестве хорошее количество рюмочек благодетельного напитка (а П.И. выпить вообще любил и на вино был очень крепок, по единодушному свидетельству современников), он почувствовал прилив сил, энергии даже практического проектёрства: ему пришло в голову написать императору Александру личное письмо с просьбой дать ему взаймы... три тысячи рублей. Коньяк способствовал решительности: письмо было написано сейчас же, и он сам снёс его в почтовый ящик и, так как уже было поздно, лёг спать...^[21]:46

На следующий ли день, или через сутки поехали мы на машине Хуциева на рынок, обалдев от работы, перерыв захотелось сделать. Марлен куда-то отошел, а я стою у машины. Подходит Шпаликов: «Дайте рубль…» Лицо водянисто-опухлое, дышит тяжело.
Понимал я, нельзя давать, гибнет человек, но как не дашь? Вот так последний раз я его видел.^[22]

Будучи судьею, сам взяток не бери, а оставляй оное жене; таким образом, можешь сказать всегда, что руки твои чисты. <...> Старайся собрать по возможности богатство, каким бы то образом ни было: рубль всегда есть рубль, хоть краденый, хоть заслуженный.^[2]

Умела ли я людьми командовать или нет, о том и сама не знаю, да мне и не было тогда нужды входить в такую мелочь, а довольно того, что я ни за что сама приняться не хотела и ехала на моей служанке так, как дурак на осле. Господин камердинер и сам желал не меньше меня господствовать, того ради нанял мальчишку, чтоб оный прислуживал ему тогда, когда беседует он у меня, а у меня бывал он безвыходно; следовательно, господство наше ни на минуту не прерывалось, и мы кричали на слуг так, как на своих собственных, били их и бранили, сколько нам угодно было, по пословице: «на что этого боля, когда дураку есть воля». Да мы же поступали так, что «били дубьем, а платили рублем».

— Да знаешь ли, что она теперь недели две ни спать, ни есть не будет с горя; а сверх того, первый проезжий, с которого она попросит рубль за горшок молока, непременно ее поколотит... Ну, вот посмотри: не правду ли я говорю?
В самом деле, какой-то проезжий, с которым старуха повстречалась у ворот избы, сказав с ней несколько слов, принялся таскать ее за волосы, приговаривая: «Вот тебе рубль! вот тебе рубль!..» Потом, бросив ей небольшую медную монету, вошёл на двор.^[23]

Дедушка утешал Лидиньку и говорил ей, что если она будет умна, то он приедет скорее, нежели она думает.
— А на память, — сказал дедушка, — я оставлю тебе серебряный рубль и положу его вот здесь, на столе, перед зеркалом. Если ты весь месяц хорошо будешь учиться и учителя запишут в твоей тетрадке, что ты была прилежна, то возьми этот рубль — он твой; а до тех пор пусть он лежит на столе; не трогай его, а только смотри; а смотря на него, вспоминай о том, что я тебе говорил.
С этими словами дедушка положил на стол перед зеркалом прекрасный новенький рубль.
Дедушка уехал; Лидинька поплакала, погоревала, а потом, как умная девочка, стала думать о том, как бы дедушке угодить и хорошенько учиться.
Подошла она к столу полюбоваться на светленький серебряный рубль; подошла, смотрит и видит, что вместо одного рубля лежат два.
— Ах, какой же дедушка добрый! — сказала Лидинька. — Он говорил, что положит на стол только один рубль, а вместо того положил два.
Долго любовалась Лидинька, смотря на свои серебряные рублики; тогда же светило солнышко в окошко прямо на рублики, и они горели, как в огне.
Надобно правду сказать, что Лидинька очень хорошо училась, во время ученья забывала о своих рублях, а слушала только то, что ей говорил учитель. Но когда вечером она легла в постельку, то не могла не подумать о том, что она теперь очень богата, что у неё целых два серебряных рубля, а как Лидинька прилежно училась считать, то она тотчас сочла, что у неё в двух рублях 20 гривенников; никогда ещё у неё не бывало такого богатства. Куда девать целых два рубля? Что купить на них?^[24]

С тех пор Лидинька больше не думала о рубле, а старалась прилежно учиться. Когда же встречалась с Дашей, то краснела от стыда.
Через месяц приехал дедушка и спросил:
— А что, Лидинька, заработала ли ты рубль?
Лидинька ничего не отвечала и потупила глазки, а маменька рассказала дедушке всё, что случилось с рублём. Дедушка сказал: — Ты хорошо училась и заработала свой рубль, он твой, бери его; а вот тебе и другой, который ты видела в зеркале. — Нет, — отвечала Лидинька, — я этого рубля не стою; я этим рублём обидела бедную Дашу. — Всё равно, — отвечал дедушка, — и этот рубль твой. Лидинька немножко подумала. — Хорошо, — сказала она, запинаясь, — если рубль мой, то позвольте мне...
— Что, — сказал дедушка.
— Отдать его Даше, — отвечала Лидинька.
Дедушка поцеловал Лидиньку, а она опрометью побежала к Даше, отдала ей рубль и попросила разменять другой, чтобы снести два гривенника бедному хромому.^[24]

Прислушался Игнаша к лукавой своей речи да и положил пятачок в карман. Купец и подлинно не заметил, а Игнаша купил пряник на пятачок, а как съел пряник, ещё захотелось. Улучив время, он у купца уже не пятачок, а целый рубль украл. И рубля стало ненадолго. С тех пор напала на Игнашу тоска по деньгам; только и думал о том, как бы деньги стянуть. Сперва он крал по рублям, потом украл десять рублей, а потом всё больше и больше: да однажды, говорят, столько денег у купца стянул, что и не счесть. Что ж вышло? Вот видели вы ономедни, вели по деревне колодников в цепях, в кандалах, и Игнаша с ними был — тоже колодник! И говорил он мне: «Ах, Настя, Настя! Пятачок меня погубил! С пятачка я начал, да вот до чего дошёл!»^[24]

Жить нечем! … Вот я этак, по должности-то, смотрю, да и вижу, что он без малого рубль на рубль хватил; ведь хорошо? Так что же: норовит он, бестия, дюжину персиков тебе на подносе поднести или малины к Светлому Празднику. Ну судите сами, — служил я в военной службе — что ж мне малина?.. У меня дети, что же мне малина?.. Ведь я не млекопитающее?..

Таковы-то были мысли, которые побудили меня, смиренного городового архивариуса (получающего в месяц два рубля содержания, но и за всем тем славословящего)...^[25]

— К чему этому мальчишке деньги? Другое дело мы с тобой… Мы люди семейные, положительные… Для нас с тобой лишний рубль многое уж значит…

— Мальчишка какой-нибудь… офицеришка… Шиш в кармане, а кричит: «Человек, шампанского!» Вместо службы, как следует порядочному офицеру, на лихачах… «Пошел! Рубль на чай!» Подлец эдакой!^[26]

Есть поверье, будто волшебными средствами можно получить неразменный рубль, т. е. такой рубль, который, сколько раз его ни выдавай, он всё-таки опять является целым в кармане. Но для того, чтобы добыть такой рубль, нужно претерпеть большие страхи. Всех их я не помню, но знаю, что, между прочим, надо взять чёрную без одной отметины кошку и нести её продавать рождественскою ночью на перекрёсток четырёх дорог, из которых притом одна непременно должна вести к кладбищу.^[5]

Сколько можно накупить прекрасных вещей за беспереводный рубль! Что бы я наделал, если бы мне попался такой рубль! <...>
...мне давали на мои расходы простой серебряный рубль, а не беспереводный. Но няня нагнулась надо мною и прошептала, что нынче это будет иначе, потому что беспереводный рубль есть у моей бабушки, и она решила подарить его мне, но только я должен быть очень осторожен, чтобы не лишиться этой чудесной монеты, потому что она имеет одно волшебное, очень капризное свойство.^[5]

Я опустил руку в карман и достал оттуда один рубль, потом снова опустил руку во второй раз, но… карман мой был пуст… Мой неразменный рубль уже не возвратился… он пропал… он исчез… его не было, и на меня все смотрели и смеялись.^[5]

В полночь дворник Тихон, хватаясь руками за все попутные палисадники и надолго приникая к столбам, тащился в свой подвал. На его несчастье было новолуние.
— А! Пролетарий умственного труда! Работник метлы! — воскликнул Остап, завидя согнутого в колесо дворника.
Дворник замычал низким и страстным голосом, каким иногда среди ночной тишины вдруг горячо и хлопотливо начинает бормотать унитаз.
— Это конгениально, — сообщил Остап Ипполиту Матвеевичу, — а ваш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?
— М-можно, — сказал дворник неожиданно.^[27]

— Что? — крикнул инженер багровея. — Двадцать рублей? За прекрасный гостиный гарнитур? Мусик! Ты слышишь? Это все-таки псих! Ей-богу, псих!
— Я не псих, А единственно выполняя волю пославшей мя жены…
— О ч-черт, — сказал инженер, — опять ползать начал! Мусик! Он опять ползает!
— Назначьте же цену, — стенал отец Федор, осмотрительно биясь головой о ствол араукарии.
— Не портите дерева, чудак вы человек! Мусик, он, кажется, не псих. Просто, как видно, расстроен человек болезнью жены. Продать ему разве стулья, а? Отвяжется, а? А то он лоб разобьет!
— А мы на чем сидеть будем? — спросила Мусик.:
— Купим другие.
— Это за двадцать-то рублей?
— За двадцать я, положим, не продам. Положим, не продам я и за двести… А за двести пятьдесят продам.
Ответом послужил страшный удар головой о драцену.^[27]

― Ну, ну, не буду вас мучить. Председатель осыпал меня золотым дождем на сумму в восемь рублей. Но имейте в виду, уважаемый Шура, даром я вас питать не намерен. За каждый витамин, который я вам скормлю, я потребую от вас множество мелких услуг.^[28]

Швамбрания была страной высокой справедливости. Все блага, даже географические, были распределены симметрично. Налево ― залив, направо ― залив. На западе ― Драндзонск, на востоке ― Аргонск. У тебя ― рубль, у меня ― целковый. Справедливость.^[11]

Виноградным гроздьям здесь обдёргивают виноградины, нет, собственно, не у гроздий, а у рубля отрывают лишние копейки, пока не получится единица без дробей: бир пул.^[29]

Чуешь, сынок, каким духом тянет? Липовым. Вот аккурат за поворотом этим… Аккурат завернули они за поворот, и замолк Егор. Замолк, остановился в растерянности, глазами моргая. И Колька остановился. И молчали оба, и в знойной тишине утра слышно было, как солидно жужжат мохнатые шмели на своих первых этажах. А голые липы тяжело роняли на землю увядающий цвет. Белые, будто женское тело, стволы тускло светились в зелёном сумраке, и земля под ними была мокрой от соков, что исправно гнали корни из земных глубин к уже обреченным вершинам.
― Сгубили, ― тихо сказал Егор и снял кепку. ― За рубли сгубили, за полтиннички.^[13]

Когда Маша Передреева узнала, сколько это стоит в Москве, она не спала всю ночь. Лежала и думала: «Как хорошо, что я прочитала это своими глазами». Нет, действительно, скажи ей кто, так, мол, и так, за это дают сто рублей, она бы в лицо плюнула. Сто! Рублей! Да она кончит свое педучилище и будет работать месяц ― месяц! ― и не получит стольник. А тут за столько-то там минут… И не балки таскать, не свиней кормить…^[30]

А в городе твоим стараньем
Шестеркин с небольшим познаньем
Науки лёгкой банк метать,
На рубль рубли стадами тянет,
Пред ним руте ― богатства мать
Едва загнется и увянет.
С рублем начавши торг такой,
Шестеркин мой почти в два года
Разбогател, как воевода,
И скачет хватской четверней.^[31]

Нанимать,
Доставать
Посылает жена
Экипаж
Де вояж,
Но линейка полна,
Что зовут пар малис
Дилижанс де ла Сюис.
Вся линейка комплет,
А на нет ― суда нет!
Ах! рублей бы за шесть
Иль за восемь рублей
Все могли бы мы сесть,
Вместе быть веселей!^[3]

Был швейцар его превосходительства
И сказал мне с видом покровительства:
«Дали вы мне рублик, и за то
Я подам вам шубу и пальто»^[4]

Я только что приехал с женой моей
Из маленького города Луги…
Комната в месяц ― шестнадцать рублей,
Семнадцатый рубль ― для прислуги… <...>
Увы, Мери моя далеко не мечта…
Но из нее не сделать уже иную,
Лучше из ридикюля, пока она занята,
Стащу рубль и… удеру в пивную.^[32]

Я ― прислуга со всеми удобствами ―
Получаю пятнадцать рублей,
Не ворую, не пью и не злобствую
И самой инженерши честней.^[8]

Там в пещере незримо живет
Молчаливая тварь ― Антрекот;
Прислонившись к его голове,
Тихо дремлет салат Оливье…
Ты раздумывал долго. Потом
Ты прицелился длинным рублем.^[33]

― Ого ― цыпленок, ростбиф, гусь.
И все за рубль? Как с неба манна.
Ну-ну. ― Я, барин, так уж бьюсь,
Копейки лишней не истрачу.
― Спасибо. ― Вот, извольте сдачу.^[9]

Тогда хозяйка как можно проще,
голосом резким, спеша и дрожа,
волнуясь, скажет: «Товарищ сборщик,
это прекрасно, когда дирижабль!»
И от большой, от развернутой жалости
дрогнут короткие кончики губ:
«Товарищ сборщик!
Возьмите, пожалуйста,
первым рублем мой последний рубль».^[34]

А сам батько в кибитке прочной,
Обок денщик, в ногах нарочный
Скрипят в тенетах портупей.
Он в башлыке кавказском белом,
К ремню пристегнут парабеллум,
В подкладке восемьсот рублей.^[35]

За свекровьиной кроватью ―
Точно ближе не могли! ―
Преогромный куль с рублями ―
Сплю и вижу те рубли.^[36]

Но надо с карточек купоны резать,
И надо сдачу марками давать
С квадратных керенок, зелено-красных
И желто-бурых: сорок, двадцать,
Увы! совсем мифических рублей!^[37]

— А ты кто такой?!
— Я? Родственник, дальний.
— Гони рубль, родственник! Мне Афоня рубль должен был!
— Два.
— Два, два!!

Собирайте с рыла по 20 рублей, и нам откроются невиданные духовные горизонты!

Золотые деньги выходят из обращения и будут заменены на деревянные рубли. Население не пострадает.

А с виду он скромный, простой инженер,
Уставший, домой после трудного дня.
Паспорт гражданки СССР,
В нем купюра достоинством в четыре рубля…

Копейка — рубль бережёт.
Без копейки рубль щербатый.
Без копейки рубля нет.
Ближняя копеечка дороже дальнего рубля.
Что милее ста рублей? — Двести.
Не пожалеть за рубль алтына, не придет рубль, так придет полтина.

Был бы ум, будет и рубль; не будет ума, не будет и рубля.
Были бы рубли, а мешки будут.
Гроша не стоит, а глядит рублем.
Думай, не думай, а сто рублей деньги.
Продал на рубль, пропил полтину, пробуянил другую — только и барыша, что болит голова.
Шапка в рубль, а щи без круп.

В лесу — дуб рубль: в столице — по рублю спица.
Восьми гривен до рубля не хватает.
За морем телушка — полушка, да рубль — перевоз.
Замах на рубль, да удар на копейку.
На алтын товару, а на рубль раструски.
На рубль работы, на два похвальбы.
Пропал рублик ни за копейку.
Цена зайцу — две деньги, а бежать — сто рублёв.

Не бей мужика дубиной, бей его рублём (полтиной).
Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
Русы волосы сто рублей, буйна голова — тысяча, а всему молодцу и цены нет.
Ста рублей нет, а рубль не деньги.
Сто рублей есть, так и правда твоя.
Шейка — копейка, алтын — голова, сто рублей — борода.
Рублём не подари, только глазком взгляни.

У приказного за рубль купишь — да кукиш.
Свинья мне не брат, а пять рублёв не деньги.
От священника — молитва, от людей — пять рублей.