Фона́рик, рука́в-фона́рик (от др.-греч.Φανάριον, светильник, свет, факел; англ.balloon-sleeve, пышный рукав) — рукава женского платья, по форме напоминающий небольшой фонарь, иногда — китайский. В разные времена мода на рукава-фонарики проходила и возвращалась, менялись пропорции и размеры, однако такой покрой рукава оказался очень устойчивым, считаясь «романтичным».
В современной одежде такой рукав чаще всего короткий, однако до сих пор изредка встречаются и модели с удлинёнными рукавами-фонариками.
Фонарик в кратких цитатах
Губки бантиком, рукава фонариком, а пуговичные голубые глаза безразлично смотрят из-под положенного на голову лопуха. (Ишь барыня какая! Ведь лопух-то этот она для красоты напялила на макушку, это уж всем ясно.)[1]
— Татьяна Луговская, «Я помню», 1970-е
...удивительно толстая женщина, платье туго обтягивало ее объемистый живот, короткие рукава фонариком, впились резинками в пышно буйствующую плоть, еще больше подчеркивая уродливую, неестественную полноту.[2]
— Пётр Проскурин. «Полуденные сны», 1983
Мать её хорошо по тем временам одевала, потому что научилась шить. Шестиклинки, юбки-солнце, мысики, рукава-фонарики...[3]
Во взрослую одежду шагнули элементы одежды детской — рукава крылышками и фонариками, рюши и оборки.[4]
— Юлия Шигарева, «Женственность столкнулась с силой», 2001
Папа прислал посылку, в ней «для дочурки» юбочка в складку со шлейками, блестящая крепсатиновая кофточка, рукава фонариком. <...> Такую нарядную и привели меня на экзамен в музыкальную школу.[5]
У моего платья были карманы и кармашки, у моего платья были рукава-фонарики и воротник в складочку <...>. В общем, я была девочка-фонарик <...>. Девочка — Синяя Птичка, одним словом.[10]
— Татьяна Соломатина, «Мой одесский язык», 2011
Все они рисовали одинаковых принцессок в детском саду. Золотые волосы (жёлтый фломастер), тонкая талия, <...> рукава-фонарики, длинные руки, корона. Рисовали себя, несомненно.[11]
— Катерина Кладо, «Баба с собакой», 2012
Фонарик в публицистике и документальной прозе
На основной выйкройке одношовного рукава отрезают длину рукава фонарик 20 с. Посредине рукава делают разрез и при раскладке на ткань раздвигают на сборки на 10-15 см. Высокую точку рукава повышают на 2 см и соединяют с окатом рукава, а низ рукава опускают на 4 см и соединяют с боковыми линиями.
При раскладке на ткань долевая нить ткани проходит посредине рукава.[12]:395
— Астрик Демезер, Домоводство, 1957
В моду вернулись вязаные платья, иногда в наиболее непрактичном варианте — без рукавов (и когда его носить, непонятно: летом в нем жарко, зимой холодно). Во взрослую одежду шагнули элементы одежды детской — рукава крылышками и фонариками, рюши и оборки. Карл Лагерфельд для «Фенди» даже меховые платья и куртки отделал маленькими кружевными рюшечками.[4]
— Юлия Шигарева, «Женственность столкнулась с силой», 2001
Мир выставочного ринга поглощает женщин целиком. В нем есть все, чтобы забыться, и есть куда девать темперамент. Все они рисовали одинаковых принцессок в детском саду. Золотые волосы (жёлтый фломастер), тонкая талия, пышная юбка (фломастер голубой), корсет, рукава-фонарики, длинные руки, корона. Рисовали себя, несомненно.[11]
— Катерина Кладо, «Баба с собакой», 2012
Фонарик в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
Именно в этот момент из-за угла сарая появилась Таня Шабашева: подумаешь, вышагивает между лужами, босые ножки боится замочить! Щек у Тани вдвое больше, чем нужно обыкновенному человеку, и они красные, как свёкла, а по щекам черными спиралями стекают ее красивые вьющиеся волосы. Губки бантиком, рукава фонариком, а пуговичные голубые глаза безразлично смотрят из-под положенного на голову лопуха. (Ишь барыня какая! Ведь лопух-то этот она для красоты напялила на макушку, это уж всем ясно.)[1]
— Татьяна Луговская, «Я помню», 1970-е
Я стала пристально разглядывать и изучать незнакомую пару. На девочке было легкое розовое платье. Юбка пышная, в сборку. А под ней — еще одна, более темного розового цвета. Рукав фонариком. Пояс завязывался сзади большим бантом.[5]
Осенью 1944 года в моей жизни произошло знаменательное событие — я поступила в музыкальную школу имени Бетховена. Папа прислал посылку, в ней «для дочурки» юбочка в складку со шлейками, блестящая крепсатиновая кофточка, рукава фонариком. Мама на меня все это надела, а на голове завязала огромный белый бант. Такую нарядную и привели меня на экзамен в музыкальную школу.[5]
Внешне она была ничем не примечательна: как белая булочка, с шестимесячной завивкой, в маркизетовом платье, рукава фонариком. Молодая, лицо немного побито оспой.[7]
— Нонна Мордюкова, «Казачка», 2005
...я думала о чем-то своем, ерзала, чертыхалась про себя, очень хотелось поскорее сбежать. Смутно помню какую-то женщину в гробу, с вуалью на лице, девочку, похожую на мальчика, в платье с рукавами фонариком, людей, стоящих вокруг пожилого господина с седыми усами.[13]
— Екатерина Завершнева, «Бабушка», 2012
У моего платья были карманы и кармашки, у моего платья были рукава-фонарики и воротник в складочку, у моего платья были хлястики и не знаю что ещё и как это называется. В общем, я была девочка-фонарик, девочка-кармашек, девочка-хлястик. Девочка — Синяя Птичка, одним словом. Всё это примерив, я пришла в страшное возбуждение и долго-долго не могла уснуть.[10]
— Татьяна Соломатина, «Мой одесский язык», 2011
Я из халата, если мы шли в город, перелезала в платье. Чаще всего в голубое ситцевое. Я его очень любила. Особенно за рукав фонариком. Когда собирались на природу, доставала обноски бийских ребят.[14]
— Инна Калабухова, «Приключение длиною в сорок пять лет», 2013
Фонарик в беллетристике и художественной литературе
Блузка с рукавами фонариком
… Жаклин. Длинные стройные ноги, высокая грудь, <…> почти обнажённые руки — их закрывали только маленькие рукава фонариком, такие лёгкие, что казалось, их сейчас сдует и они улетят вместе с прицепленным к ним сердцем Оливье, которое болталось на кусочке аорты, достаточно длинном, чтобы сделать узел.
На крыльцо, тихонько приоткрыв дверь, крадучись выплыла удивительно толстая женщина, платье туго обтягивало ее объемистый живот, короткие рукава фонариком, впились резинками в пышно буйствующую плоть, еще больше подчеркивая уродливую, неестественную полноту.[2]
— Пётр Проскурин. «Полуденные сны», 1983
...я смотрела на ее грубое лицо с толстыми, добрыми губами, на ее руки с широкими, жилистыми кистями, задубевшими от постоянной работы, на ее чересчур девчачье платье с рукавами-фонариками — и с удивлением понимала, что не чувствую к ней неприязни.[15]
— Екатерина Маркова, «Тайная вечеря», 1990-е
Ей, здоровой, красивой девчонке, жилось хорошо, весело. <...> Мать ее хорошо по тем временам одевала, потому что научилась шить. Шестиклинки, юбки-солнце, мысики, рукава-фонарики, талия ниже пояса, талия выше пояса — всё мать на ней опробовала, но сокрушалась, что шить на нее, большую и полную, трудно. «Фасон бежит», — объясняла мать.[3]
Клавочка, там внесли и наши куртки, но такие, что на них без слез смотреть было нельзя. Зелёного цвета, рукава фонариком, талия на бедрах — просто тихий ужас![6]
— Татьяна Тронина, «Русалка для интимных встреч», 2004
Изменилась, конечно, десантница! Рыжие космы после вчерашнего мытья-то заблестели, как медная руда, и в косу были заплетены, не больно, конечно, длинную, но толщиной так с Ванину руку будет косица. Платье — рукава-фонарики, впереди три алых пуговки, как вроде тоже ягоды, на поясе сборки, подол икры закрывает. А на ногах — бабушкины послевоенные баретки, тут уж без чердака не обошлось![16]
— Вероника Кунгурцева, «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», 2007
Кримплен был тогда последним криком моды. А мы же в училище друг на друге тренировались. Она мне говорит, слушай, пошей мне платье, у брата свадьба, а мне одеть нечего. Я ей пошила. Рукава-фонарики, планочка, погончики, что ты! Возвращается она со свадьбы и говорит: Лорхен, у меня для тебя пять заказчиц. Я им дала твой телефон. Я перепугалась, но потом разошлась потихоньку, машины купила хорошие, шила под фирму.[8]
Когда девочки не было дома, я открывала шкаф и — лежа, сидя, полулежа на диване — наслаждалась, сколько хотела, невозбранно и благостно обозревая всякие ее легкомысленные легковесности — с воланчиками и рюшами, с мережками и оборками (она, на мое счастье, была по-своему старомодна), со всеми этими рукавами-фонариками — со всеми волнами и облаками ее существа — со всеми его цветами и листьями, которые так беззаботно-доверчиво льнули к самым разнообразным моим оболочкам.[9]
...она, любовь Андерса, больше не сказала ничего — и осталась стоять, как стояла, — нагая, лишь в маленьком белом бюстгальтере. Дамские часики с кожаным потертым ремешком и крестик старинного серебра, втоптанные в навозную жижу минутой раньше, не соблазнили и даже не отвлекли воинов, изголодавшихся по женскому мясу. Крепдешиновое платье, уже лишенное рукавов-фонариков, словно бы без оторванных своих рук, жертвенно распласталось под хвостом коровы с вывороченными кишками...[17]
%252C_Portret_van_een_jonge_vrouw.jpg)
