Шеде́вр (фр.chef-d’œuvre, нем.Hauptwerk, Meisterwerk, Meisterstück — главный труд, основное произведение) — уникальное, непревзойдённое творение, высшее достижение искусства, мастерства. Шедеврами чаще всего называют произведения изобразительного искусства, музыки и архитектуры, реже — науки и техники. Критерии шедевров в искусстве трудноопределимы. Как правило, имеется ввиду классичность, т.е. равновесие противоположных качеств: экспрессивности и уравновешенности, динамики и статики, симметрии и асимметрии. Ясно, что эти критерии детерминируются историческим временем, но они не зависят от того или иного направления или стиля. Свои шедевры есть в античном и средневековом искусстве, в классицизме и барокко, в импрессионизме и постимпрессионизме, модернизме и постмодернизме.
В средневековье шедевром называли образцовое изделие, которое, согласно уставу ремесленного цеха, должен самостоятельно и на собственные средства выполнить подмастерье, чтобы получить звание мастера. «Шедевры» вначале создавали сами мастера, стремясь сделать их посложнее, с «секретами», дабы проэкзаменовать ученика. Система цехов с предъявлением шедевра («одобренного образца работы») существовала в России со времён Петра I и формально до 1900 года. Позднее слово «шедевр» приобрело новые значения: непревзойдённое в техническом и художественном отношении, уникальное произведение искусства, художественная ценность которого намного превосходит его материальную стоимость.
Шедевр в определениях и кратких цитатах
Шедевры тупы; у них спокойные обличья, как у созданий природы, — крупных животных и гор.
Две вещи делают картину шедевром: освящение временем и тот налёт, которым она постепенно покрывается, то есть предрассудок, не позволяющий судить о ней, и потускнение, не позволяющее видеть её.
Линии ума и искусства давали право надеяться, что если вдова бросит торговлю бакалеей, то подарит человечеству непревзойденные шедевры в какой угодно области искусства...[1]
Шедевр — всегда скорее страстная устремленность, чем полное, завершенное, окончательное воплощение. Именно там, где искусство реализует свои оптимальные возможности, оно способно шагнуть дальше, выше самого себя.
Представьте себе серые конфеты с маком ― этакие шестигранные кристаллы длиной до 8 ― 12 сантиметров, будто слепленные сумасшедшим «кондитером» как попало, отчего друза напоминает то фантастического «ежа» с торчащими во все стороны «рогами», то экстравагантный «шедевр» скульптора-авангардиста.[4]
— Сергей Филатов, «В краю цветущих песков», 1975
...если рисунки окажутся удачными, то всю эту мазню назовут шедевром.
Казалось бы, в этом шедевре всё завершено и ясно, но что-то остаётся в нём неуловимое, зовущее нас в глубины бытия. Это та абсолютная полнота, которая все время ускользает от нас и заставляет вновь и вновь погружаться в него.[5]
— Евгений Яковлев, «Эстетика», 1999
Написанное мной я так прочла:
вздор и шедевр ― равны, в них нет ошибок.
— Белла Ахмадулина, «Шесть дней небытия не суть нули...» (из цикла «Блаженство бытия»), 2000
...я сыграл все музыкальные шедевры, которые были написаны для альта, — их не так и много. Поэтому <я стал дирижёром>.[6]
Талант «выпивает» человека, весь сок достаётся шедеврам — а человек, обессиленный, падает и гибнет.
— Валерий Попов, «Довлатов» (глава девятнадцатая), 2010
Шедевр в критике и теории искусства
В сущности, «Госпожа Бовари» — шедевр в своём роде, последнее слово правды в романе, — представляет весьма материальную сторону искусства мысли. Аксессуары там занимают такое же место и играют почти такую же роль, как и люди. Антураж изображен с такой реальностью, что почти заглушает чувства и страсти. Это произведение больше рисует взору, чем говорит душе. Его самая прекрасная и самая сильная сторона гораздо ближе к живописи, чем к литературе. Это стереоскоп, доведённый до совершенства и создающий полную иллюзию реальности.
Правда — сущность всякого искусства, его основа, его совесть. Но почему же правдивость не приносит духу полного удовлетворения? Не нужна ли примесь лжи для того, чтобы произведение воспринималось потомством как шедевр? Чем объясняется, что «Поль и Виржини» — романический роман, где я не вижу ничего правдивого, а чувствую на каждом шагу в персонажах, в характерах вымысел и грезу, — останется бессмертным шедевром, в то время как «Госпожа Бовари», книга более сильная во всех отношениях, ибо в ней сочетают свои силы зрелость и молодость, наблюдение и воображение, изучение живой натуры и поэтическая композиция, — «Госпожа Бовари», я это чувствую, останется титаническим усилием и никогда не будет, подобно книге Бернардена де Сен-Пьера, своего рода Библией человеческого воображения? Не потому ли это, что роману Флобера недостаёт той крупицы лжи, в которой, быть может, и таится секрет идеального творения?
И потом, что можно назвать правдой? Существует ли она? Есть ли что-нибудь более правдивое, чем фантастическая сказка Гофмана? Не следует ли прийти к заключению, что в литературе прекрасное, доброе, достойное, увы, не обладает никакой абсолютной ценностью?
В Лувре.
Действительно ли всё это шедевры? Сколько я на своём веку перевидал картин, анонимных, не имеющих рыночной ценности, но таких же бесспорно прекрасных, как и всё то, что здесь и что подписано, освящено великими именами. И потом, что такое шедевры? Господи, да ведь спустя триста лет наши современные картины тоже будут считаться шедеврами. Две вещи делают картину шедевром: освящение временем и тот налёт, которым она постепенно покрывается, то есть предрассудок, не позволяющий судить о ней, и потускнение, не позволяющее видеть её.
Третье — и самое большое — зло в цепи грехопадений настигает переводчика, когда он принимается полировать и приглаживать шедевр, гнусно приукрашивая его, подлаживаясь к вкусам и предрассудкам читателей.
У Заболоцкого есть великолепные стихи о грозе: «Содрогаясь от мук, пробежала над миром зарница». Это тоже, конечно, шедевр. В этих стихах есть одна строка, властно побуждающая к творчеству: «Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь вдохновенья». Заболоцкий говорит о грозовой ночи, когда слышится «приближенье первых дальних громов ― первых слов на родном языке». Трудно сказать почему, но слова Заболоцкого о краткой ночи вдохновения вызывают жажду творчества, зовут к созданию таких трепещущих жизнью вещей, которые стоят на самой грани бессмертия.[7]
...не надо искать «загадочной русской души» в русском романе. Давайте искать в нём индивидуальный гений. Смотрите на шедевр, а не на раму и не на лица других людей, разглядывающих эту раму.
— Владимир Набоков, «Писатели, цензура и читатели в России», 1958
Белинский, современник Золотого века <…>. Изобилие шедевров требовало огромного мужества, чтобы эти шедевры признать.
Последующие поколения критиков не могли избавиться от деспотической власти классических образцов — тени Пушкина или Гоголя всегда стоят за спиной.
— Пётр Вайль, Александр Генис, «Родная речь. Уроки изящной словесности» (гл. «На посту. Белинский»), 1991
Шедевр в публицистике и документальной прозе
...каким образом, имея столь мало подчинённых, <генерал> часто внушает такой страх государям? В этом — шедевр политики.
Чтобы добиться этого чуда, организация иезуитов должна была соединить в себе все преимущества и монархического, и республиканского устройства: с одной стороны — быстроту и тайну выполнения, с другой — сильную и постоянную любовь к величию ордена. Для этого во главе иезуитов должен был стоять деспот, но деспот просвещённый и поэтому выборный. (Деспотически правящий орденом иезуит не похож на восточного тирана, который, находясь во главе шайки бандитов, называемой им армией, грабит и разоряет своё государство. Деспот-иезуит, сам подчинённый уставу своего ордена, проникнутый одинаковым с последним духом, добивается уважения к себе, опираясь на силу своих подчинённых. Поэтому его деспотизм не может принести им вреда.
Многим ли приходилось слышать о репетекском гипсе? Представьте себе серые конфеты с маком ― этакие шестигранные кристаллы длиной до 8 ― 12 сантиметров, будто слепленные сумасшедшим «кондитером» как попало, отчего друза напоминает то фантастического «ежа» с торчащими во все стороны «рогами», то экстравагантный «шедевр» скульптора-авангардиста.
Тайна рождения подобных друз такова. Если где-нибудь в пустыне выдует песок настолько, что до уровня грунтовых вод останется 1 ― 1,5 метра, начинается сильное испарение, и вскоре поверхность песка покрывается корочкой солончака. Такие места ― гигантские «потовые железы» пустыни. Разройте здесь песок ― и на глубине полуметра обнаружите кристаллы, свободно лежащие в рыхлом песке, промоченном сильно солёной водой.[4]
— Сергей Филатов, «В краю цветущих песков», 1975
В сотнях продажных штампов типа гений или шедевр нет ни капли смысла, только голая оценка. На самом деле их нужно понимать проще пареной репы. Или ещё проще: это лесть или похвала. Только услышишь: «шедевр», сразу гляди: что ему нужно, этому, который говорит.[8]
...совершенное ― это состояние, в абсолютной форме выразившее сущность, полноту данного явления. В совершенном заключены процесс, время и движение, в которых оно возникло, они в нем реализованы. Но само совершенное уже состояние, вершина и абсолют, существующий как таковой. В совершенном есть некая тайна, как в улыбке «Джоконды»Леонардо да Винчи. Казалось бы, в этом шедевре все завершено и ясно, но что-то остается в нем неуловимое, зовущее нас в глубины бытия. Это та абсолютная полнота, которая все время ускользает от нас и заставляет вновь и вновь погружаться в него.[5]
— Евгений Яковлев, «Эстетика», 1999
В кремниевом квадратике со стороной 1,2 миллиметра и толщиной 0,375 миллиметра просверливается сквозной колодец со стороной 600 микрон, в который «помещается» цезиевое облако. Сверху и снизу он закрывается тоненькими стеклышками. А далее, как в стандартном лазерном проигрывателе или бытовом DVD-плейере, цезий освещается лазером и начинает выдавать полезный тактовый сигнал с оптимальной частотой чуть более 9 гигагерц, точное значение которой приведено выше. Так получили атомные часы, энергопотребление которых составляет милливатты, что позволяет использовать для их питания стандартную батарейку. Авторы, создавшие сей уникальный шедевр, сравнимый с подкованной Левшой блохой, поясняют, что конечно, точность их новых часов на порядки уступает часам-шкафу, которые дают секундную ошибку в 30 миллионов лет. Но зато стоимость новых «часиков» составляет даже сейчас всего лишь 120 долларов, а при массовой «штамповке» будет и того меньше. Зато какие возможности открываются для научных и бытовых электронных устройств![9]
— Игорь Лалаянц, «Атомные наручники», 2005
Точно можно сказать, что радикально и качественно изменилась одна вещь: любой продукт, будь то шедевр или фигня, сегодня можно доставить в любую точку мира. Может, только на станцию в Антарктиде нельзя доставить. Да и туда наверняка можно, учитывая рождественское путешествие главных чекистов на Южный полюс.[10]
Шедевры тупы; у них спокойные обличья, как у созданий природы, — крупных животных и гор. <…> Чтобы угодить французскому вкусу, надо поэзию прямо-таки прятать, как делают с пилюлями, в бесцветном порошке и давать проглотить её незаметно.
Произведение искусства не пробуждает во мне никаких чувств. Глядя на шедевр, я прихожу в экстаз от того, чему могу научиться. Мне и в голову не приходит растекаться в умилении.
На мосту останавливаюсь и долго любуюсь закатом. Он необычен. Его композиция и его колорит кажутся тщательно продуманными. Он выглядит, как картина, как работа крупного мастера. У горизонта, на спокойном, глубоком, благородном пурпуре сияет несколько слитков раскаленного, пышущего жаром золота. Над золотом, как бы прикрывая и оберегая его, висит ровная, прямая горизонтальная полоса чистейшей киновари, а над нею, на бесконечном фоне лимонно-жёлтого, переходящего в светло-зелёный кадмий, и далее ― в берлинскую лазурь, и еще дальше ― в ультрамарин, располагаются аккуратно расставленные на одинаковом расстоянии друг от друга небольшие лиловые, чуть подрумяненные снизу облачка. «Не хватает только рамы, ― думаю я, ― большой, тяжелой, позолоченной старинной рамы в стиле рококо. И пусть он всегда висит над заливом, этот шедевр».[11]
— Геннадий Алексеев, «Зелёные берега», 1984
У каждого музыканта, ставшего дирижёром, наверняка есть свой ответ, объясняющий причину перехода в иное качество. Один, к примеру, скажет, что это шаг на новую ступень творчества. Другой может отшутиться: мол, дирижёры дольше живут. У меня же всё связано с тем, что я сыграл все музыкальные шедевры, которые были написаны для альта, — их не так и много. Поэтому дирижёрство для меня — это возможность исполнять ту музыку, которая написана не для моего инструмента.[6]
И вот ― ночью, в «Красной стреле», следующей в Питер, на день рождения Юрия Германа, рождается песня, первая из настоящих, сразу ― шедевр: «Леночка». А утром мчится нарочный ЦК КПСС В мотоциклетке марочной ЦК КПСС. Он машет Лене шляпою, Спешит наперерез ― Пожалте, Л. Потапова, В ЦК КПСС![13]
— Станислав Рассадин, «Книга прощаний». Воспоминания о друзьях и не только о них, 2008
Шедевр в беллетристике и художественной прозе
Линии вдовы Грицацуевой были чисты, мощны и безукоризненны. Линия жизни простиралась так далеко, что конец ее заехал в пульс, и если линия говорила правду, ― вдова должна была бы дожить до мировой революции. Линии ума и искусства давали право надеяться, что если вдова бросит торговлю бакалеей, то подарит человечеству непревзойденные шедевры в какой угодно области искусства, науки или обществоведения.[1]
При круговом обзоре, — заметил ехидный критик, — произведения мистера Смита представляют собой не то фрески без стен, не то вертикальные чёрточки. Этруски создали шедевры в первом жанре, так как знали, где его законное место; во втором жанре детские сады прививают мастерство каждому пятилетнему ребенку...
...для того, чтобы понять «La Dolce Vita», вы должны быть «внутри». В противном случае вы подвергаетесь серьёзной опасности упустить некоторые тонкости и действительно мастерские символические штрихи, которые превращают посредственную и часто скучную историю в шедевр искусства.
Я ведь отлично понимаю, что никакой это, конечно, не шедевр, и что на каждой странице моего опуса следовало бы поставить штамп: «Творение литературного ремесленника-недоучки», чем сие сочинение и является на самом деле. Сплошное заимствование, да ещё с претензией: хемингуэевский стиль (исключая явное злоупотребление настоящим временем — к месту и не к месту), фолкнеровский сюжет… В общем, несерьёзно. Нелитературно.
Мол, порнография ― то, что есть, а искусство ― то, что пытаются изобразить. И если с меня не свалится дождевик ― это шедевр, а если с пьяных глаз я хряпнусь на сцене ― выйдет порнография. В общем, когда снова появился комсомольский секретарь, я всё отрепетировала на нём… И можно теперь сказать, что коммунистическая партия лишила меня девственности в лице своего авангарда. То есть отплатила откровенностью за «откровенность».[14]
Стёпа задумался, почему, несмотря на продуманно-порочный имидж исполнителя и яростные оргиастические вопли, которыми Борис взрывался после каждого куплета, сквозь музыку просвечивает высокая грусть, от которой на душе становится светлее. Через минуту он понял, в чём дело. Борис был подлинным артистом — в его голосе звучала то прорвавшая преграды страсть, то глухой минор раскаяния, то шёпот соблазна, и все вместе неведомо как создавало у слушателя чувство, что сурок, о котором он поёт, — это совесть, господний ангел, тихо парящий над плечом лирического героя, записывая на небесную видеопленку все его дела. Сплав порока и покаяния в одно невозможное целое делал песню шедевром.
Ночь не прочна. С ней навсегда прошла
жизнь, для которой ночи срок ― обширен.
Написанное мной я так прочла:
вздор и шедевр ― равны, в них нет ошибок.
Не знаю, был ли мне ниспослан дар
иль, мной наскучив, он меня покинул?
— Белла Ахмадулина, «Шесть дней небытия не суть нули...» (из цикла «Блаженство бытия»), 2000
Не хуже мы греков, что подняли крик
И древний на новый сменили язык,
Поскольку им жутко мешали
Шедевры, что их украшали.[18]
— Юнна Мориц, «Гляжу, как безумный, на чёрную шаль...», 2008
Шедевр в кинематографе и массовой культуре
Художник просто обязан хорошо уметь работать и с акварелью, и с маслом. Рабочие возьмут ведро, и заполнят его краской. Любого цвета. Любого цвета, который вы только захотите. Возьмут кисть, и не будут отводить глаз от холста. И если рисунки окажутся удачными, то всю эту мазню назовут шедевром.
.jpg)
