Цна (приток Мокши)

Собственныхъ квасцоваренъ въ Россіи мало имѣется. Извѣстнѣйшая есть близь Тамбова на Цнѣ въ деревнѣ Грязнухѣ, которая доставляетъ въ годъ до тысячи пудовъ квасцовъ, кромѣ купороса...^[1]

Северная граница, отделявшая Рязанскую Мещёру от Суздальской, <...> шла приблизительно мимо верховьев Цны, Пры и Гуся...^[2]

...в Мещерских землях по Цне и Мокше в начале XIV ст. образуется новое удельное княжество...^[2]

Сплав хлеба производился вниз по реке Цне от Моршанска ― Тамбовской губернии, затем по Оке и, наконец, вверх по Клязьме и Тезе. В обратную сторону шёл лес.^[3]

Всего Державину суждено было прожить в Тамбове с марта 1786 по конец 1788 года. <...> В губернии были проложены дороги, наведены мосты и приняты меры к развитию судоходства по реке Цне.^[4]

...я был изумлён, когда впервые увидел реку Цну. Наша Журавка в сравнении с ней показалась ничтожной, как мышь перед коровой.

Подъезжающих к Моршанску встречали сотни ветряных мельниц, машущих крыльями день и ночь. Внутри города, по реке Цне, стояла когда-то громадная водяная «Кутайсовская» мельница со столетней плотиной, под которой был глубокий омут, и в нем водились огромнейшие сомы.^[5]

...во время прогулки на лодках по Цне Женя Фигнер, сестра Верочки, отличная певица, так замечательно пела арии из опер, что на берегах скопились слушатели...^[6]

― Вы что, не знаете, что такое Эльдорадо? Это же остров на реке Цна. Прямо напротив гостиницы «Турист». Там хорошо делать шашлыки и купаться.^[7]

«Ценский» ― потому <такая у него фамилия>, что он родом из Тамбова, где река Цна.^[8]

Хочется слушать обстоятельные доклады <...> «Об исследовании геологического строения берегов реки Цны и ее ранней принадлежности к бассейну реки Дон»…^[9]

То, что у меня осталось в памяти от Тамбова: в каждом доме пианино, велосипед и лодка. Там протекает река Цна, изобилующая рыбой. В ней водятся огромные сомы...^[10]

Предвечерний город, лежавший в небольшой котловине на берегу Цны, уже, казалось, сладко спал.^[11]

Тамбов с этой стороны, со стороны Цны и её набережной, плоский ― здесь, на сем берегу, тебе самый центр, парки и пляжи, а через мост ― хилые дачи, а чуть в стороне от них ― в низине у автодороги ― болотистая дрянь, сорниковые дебри, густые кленовые заросли, переходящие в лес. Тут, говорят, частенько находят трупы...^[12]

Купоросныя земли на Волгѣ, Сурѣ, Свіагѣ; на Унжѣ, на Цнѣ близь Тамбова... <...>
Квасцовые шиферы почти тамъ же; сверхъ того въ Олонецкихъ горахъ; близь Тамбова на Цнѣ... <...> Собственныхъ квасцоваренъ въ Россіи мало имѣется. Извѣстнѣйшая есть близь Тамбова на Цнѣ въ деревнѣ Грязнухѣ, которая доставляетъ въ годъ до тысячи пудовъ квасцовъ, кромѣ купороса; малое количество квасцовъ приготовляется также на Олонецкомъ купоросномъ заводѣ.^[1]

Итак, прежде нежели появился славянский элемент в тех местах, о которых мы говорим, финские племена с незапамятных времен были здесь полные хозяева, и самым прочным, самым заметным памятником их древнего господства бесспорно служат до сих пор тёмные для нас географические названия. К таковым принадлежат имена Оки, Москвы, Цны, Вожи, Мокши, Рязани и множества других.^[2]

Северная граница, отделявшая Рязанскую Мещёру от Суздальской, начиналась от реки Москвы несколько выше Коломны; ее можно провести именно от устья реки Нерской, если предположить, что послы рязанского князя в 1176 г. встретили Михаила Юрьевича Суздальского на границе своей земли. Далее она шла приблизительно мимо верховьев Цны, Пры и Гуся и терялась в землях собственно муромских.^[2]

У него <у Бахмета Усейнова сына, князя мещёрского> был сын Фёдор, а у Фёдора ― Юрий, который в 1380 г. пришёл с полком своим на помощь к великому князю Дмитрию против Мамая, отличился и пал в битве на Куликовом поле. Таким образом, в Мещерских землях по Цне и Мокше в начале XIV ст. образуется новое удельное княжество и в то же время полагаются основы для будущих успехов христианского учения и гражданственности.^[2]

Подчиняя себе соседних русских князей, Олег не упускал случая делать приобретения на востоке в области Мокши и Цны; некоторые волости он приобрел посредством купли, например, в Мещере, а другие ― силой отнял у соседней мордвы и татар.^[2]

Северная граница, называвшаяся Владимирским порубежьем, по характеру своей природы, по отсутствию городов и селений, никогда не была строго определена; приблизительно ее можно провести по верховьям трех притоков Оки с левой стороны: Гуся, Пры и Цны и потом вверх по Оке до устья Смядвы. <...> Восточной границей можно считать реку Гусь и левый берег Оки до речки Середней; отсюда шел так называемый Мещерский рубеж к среднему течению Цны, впадающей в Мокшу...^[2]

А какие славные, замечательные города стоят <...> на Цне, впадающей в Мокшу, ― Тамбов; а Мокша притягивает к Оке и Пензенскую губернию, одну из самых хлебородных наших губерний.^[13]

В то же время туда же шла колонизация из Рязанской земли. В мордовских землях, под давлением русских и татарских набегов, образовалось несколько мелких княжеств, частично под властью мордовских князьков (Арзамас, Ардатов и др.), частично ― татарских мурз (на р. Мокше и Цне, где владели родоначальники князей Мещерских, уже крещёные, до 1380 г., когда последний князь Александр продал своё владение Дмитрию Донскому; на р. Саре, в Елатме, на р. Тёше и на Мокше).^[14]

Всего Державину суждено было прожить в Тамбове с марта 1786 по конец 1788 года, то есть три года без малого. Из них первые полтора ознаменованы трудами разносторонними и успешными. <...> По части финансовой он добился исправности в сборе податей и недоимок; искоренил во многих местах беспорядочное хранение казны; увеличил доходы приказа общественного призрения. В губернии были проложены дороги, наведены мосты и приняты меры к развитию судоходства по реке Цне.^[4]

Князь Святослав и думать забыл о чёрной стреле: не до того было, неотложных забот накопилось невпроворот. Шутка ли, целая земля, равная доброй половине Руси, становилась под его державную руку! Из глухих заокских лесов, с неведомых доселе княжеским мужам рек Цны, Пры, Унжи, Колпи и иных многих приходили старейшины с данью и клятвами верности.^[15]

Мне лично было почти нечего укладывать, и я пока пошел бродить по городу. Теперь, когда все планы устроиться в Тамбовской губернии рухнули, мне более не было нужды не навлекать на себя внимание посторонних. И вот на прощанье мне страшно захотелось увидеть хоть мимоходом Алексееву, с которой связывало меня столько трогательных воспоминаний в прошлом. Я знал, что недалеко от нас, на берегу реки Цны, протекающей через Тамбов, находится её дом. Явиться к ней ранее этого дня значило бы нарушить наше инкогнито в Тамбове.^[16]

Однако желание посмотреть на неё было так сильно, что в последний день пребывания я прошел до указанного мне одним прохожим ее изящного белого дома, садик которого, окруженный решёткой между каменными столбами, доходил до обрывистого здесь берега еще покрытой льдом и снегом Цны. Я сел на берегу, на снегу, на обрыве, в ярких лучах солнечного света, смотря вполуоборот через свое плечо и через решётку сада на деревья и пустую террасу ее дома.^[16]

Ведь я, кроме Цны тамбовской, ничего не видал ― и вдруг… Подавляет… И даже нет: весь обращаешься в прах, по ветру летишь вот, как… Это очень радостно…^[17]

Герасим Никитич имел свои баржи, в которых сплавлял хлеб и лес. Кроме того, он торговал другими товарами, в том числе поповскими бобровыми шапками и собольими мехами. Сплав хлеба производился вниз по реке Цне от Моршанска ― Тамбовской губернии, затем по Оке и, наконец, вверх по Клязьме и Тезе. В обратную сторону шел лес.^[3]

Моршанск в то время был небольшим городком, известным хлебной торговлей; в нем жило много богатых купцов, среди которых были и миллионеры, как, например, скопцы Плотицыны. Подъезжающих к Моршанску встречали сотни ветряных мельниц, машущих крыльями день и ночь. Внутри города, по реке Цне, стояла когда-то громадная водяная «Кутайсовская» мельница со столетней плотиной, под которой был глубокий омут, и в нем водились огромнейшие сомы. На берегу Цны, как раз против омута, в старинном барском саду, тогда уже перешедшем к одному из купцов-миллионеров, находился наш летний театр.^[5]

Вообще вода всегда притягивала меня к себе. Потом, подрастая, я от старших узнал, что есть на свете громадные реки и даже моря. Я охотно верил таким сообщениям, но не мог себе представить, чтобы где-нибудь было воды больше, чем в пруду водяной мельницы за нашим селом. Поэтому я был изумлен, когда впервые увидел реку Цну. Наша Журавка в сравнении с ней показалась ничтожной, как мышь перед коровой.

Вначале хотели собраться в Тамбове, многие туда съехались, но смешной случай помешал: во время прогулки на лодках по Цне Женя Фигнер, сестра Верочки, отличная певица, так замечательно пела арии из опер, что на берегах скопились слушатели, аплодировали, кричали «браво», все это привлекло ненужное внимание. Что за компания? Кто такие? Сочли за благо из Тамбова исчезнуть.^[6]

...а как я хотел один, только вдвоем с Левой Ониковым просто побродить в оставшиеся до поезда часы по Тамбову! Пришлось гулять вместе с первым… Бродили по улицам, зашли в магазины, вышли на набережную Цны. Красиво, ухожено.^[18]

― Во-вторых, посмотрите-ка повнимательнее на стол, который нам показывает Виктор Васильевич. Что вы там видите? Правильно.Вы там видите бальзам «Эльдорадо». Тамбовский бальзам под названием «Эльдорадо». Понимаете?
― Ну почему, почему «Эльдорадо»? ― естественно спрашиваете вы у главного инженера, ответственного за внутренний мир современников.
― Как почему? ― главный инженер смотрит на вас, как на идиотов, дорогие москвичи. ― Вы что, не знаете, что такое Эльдорадо? Это же остров на реке Цна. Прямо напротив гостиницы «Турист». Там хорошо делать шашлыки и купаться. Сейчас, правда, комаров много.^[7]

Сергеев-Ценский: «Талант и гений» ― о писательском мастерстве. Найти и прочитать! «Ценский» ― потому, что он родом из Тамбова, где река Цна.^[8]

Хочется поселиться где-нибудь на Дубовой улице и правильно ловить рыбу в тихой речке Цне под руководством надворного советника Михаила Александровича Владимирова, поощрять рысистое коннозаводство в компании с губернатором Салтыковым, стать членом общества пчеловодов... <...> Хочется слушать обстоятельные доклады «О мерах по противопожарной безопасности при проведении народных сборищ и гуляний», «О статистике отравлений спиртами в Тамбовской губернии», «Об исследовании геологического строения берегов реки Цны и ее ранней принадлежности к бассейну реки Дон»…^[9]

Жизнь Кати, судя по тёткиному пересказу, выглядела следующим образом. В Тамбовской губернии, верстах в 50 от города, там, где река Цна снова поворачивает на юг, испокон века соседствовали два средних размеров имения. Одно принадлежало Кульбарсовым, другое Колпиным. И те и те были столбовыми дворянами.^[19]

То, что у меня осталось в памяти от Тамбова: в каждом доме пианино, велосипед и лодка. Там протекает река Цна, изобилующая рыбой. В ней водятся огромные сомы ― меня ими в детстве пугали: говорят, они даже бросаются на человека. Рыбалка в этих краях является одним из основных видов отдыха. Брат моей матери был хирургом и большую часть времени проводил в операционной. И бывало, что прямо после операции он, не заходя домой, садился в лодку и на несколько дней уплывал на рыбалку.^[10]

В марте 1787 года Евстигней Фомин в Тамбов и прибыл. Тамбов встретил тишиной, мертвенным, но и сладким покоем. Весенняя грязь была кое-где присыпана нововыпавшим снежком, как сахаром. Предвечерний город, лежавший в небольшой котловине на берегу Цны, уже, казалось, сладко спал. Сонливостью и покоем Тамбов Фомину и понравился. После громыхания питерских улиц, после трактирного лая и едкого насмешничества театральных спектаторов от Тамбова веяло духом приличия и отдохновений.^[11]

Он провёл нас настолько тайными тропами, что мы поразились. Тамбов с этой стороны, со стороны Цны и её набережной, плоский ― здесь, на сем берегу, тебе самый центр, парки и пляжи, а через мост ― хилые дачи, а чуть в стороне от них ― в низине у автодороги ― болотистая дрянь, сорниковые дебри, густые кленовые заросли, переходящие в лес. Тут, говорят, частенько находят трупы ― жертв криминала или даже маньяков ― впечатление такое, что сии места, прости господи, словно специально созданы для такого рода деятельности. Проходя все эти лабиринты, мы выходили на какой-нибудь пятачок, экскурсовод объяснял, кто здесь тусуется, показывая грязные признаки цивилизации ― угли костров, всякие бутылки и пакеты, презервативы и тампоны, блевотину и фекалии, надписи на стволах деревьев. Нам все не нравилось, и он заводил нас все дальше и дальше вглубь, а мы все поражались, насколько эта система разветвлена ― тут целый лагерь подготовки боевиков «Аль-Каиды» можно укрыть, и, кстати, он как раз будет граничить со скрытыми в плавно начинающемся здешнем лесу военными объектами.^[12]

И вот однажды утром рано,
В час лучший дественностьдевственного сна,
Когда сквозь пелену тумана
Едва проглядывает Цна,
Когда лишь куполы собора
Роскошно золотит Аврора,
И, тишины известный враг,
Еще безмолвствовал кабак...^[20]

Под Тамбовом, под Тамбовом
Протекает речка Цна.
В мост высокий, в мост дубовый
Ударяется волна.
В той волне резвятся рыбы
Серебристою толпой.
К той волне склонились ивы
Чуткой, трепетной листвой.
Здесь мальчишкой босоногим
С гибкой удочкой в руке
Я по дымчатой дороге
Мчался к утренней реке.
Я сидел на мшистой свае
Рядом с древним рыбаком,
А под нами голубая
Шла мечта за поплавком.^[21]

Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел Цны ― реки обычной ―
Белый-белый бел-покров.
Трудодень земли знакомой
Я запомнил навсегда,
Воробьёвского райкома
Не забуду никогда.^[22]