Звон

Того ради кажется, что не токмо колокольным звоном, но и частою пушечною пальбою, во время грозы, воздух трясти не бесполезно, дабы он великим дрожанием привел в смятение электрическую силу и оную умалил.^[1]

...смывая съ собою тонкую береговую глину осаждали ее на береговыхъ ровнинахъ накипями чудныхъ и различныхъ фигуръ, кои лѣтомъ засохнувъ и затвердѣвъ дѣлались какъ будто чугунныя; онѣ издавали изъ себя нѣкоторой звонъ...^[2]

Русь, куда ж несёшься ты? дай ответ. Не даёт ответа. Чудным звоном заливается колокольчик...

Ведь рифма, знаете, блестящая лишь фольга,
Куплет частёхонько однообразный звон!^[3]

И за стеной тюрьмы — тюремное молчанье,
И за стеной тюрьмы — тюремный звон цепей...^[4]

В одно из стекол вдруг с такой силой ударил громадный кусок льду, что оно разбилось, и осколки его со звоном разлетелись по полу комнаты.^[5]

Я слушаю задумчивую ель —
Певучий звон… Всё — только мысль и звуки!

...особая грусть в какой-то час всегда опускается над рестораном.
Может быть, это только утомление, ядовитый звон отравленной крови, которая хочет под утро покоя...^[6]

Он взял часы и ощупал их, быстро перебрав по ним пальцами. Он сейчас же нашел пружинку, которую нужно было надавить, чтобы часы заиграли. Раздался приятный звон — и обычно малоподвижное лицо слепого расплылось в улыбке.^[7]

Всё непонятно, всё загадка,
Какой-то звон со всех сторон...^[8]

Все реже, реже влажный звон;
кой-где светлеет небосклон...^[9]

Через Троицкий мост с резким звоном тянутся игрушечные трамваи...^[10]

Плачет сумрак голосом шарманки.
Звон дождя о скуке говорит.^[11]

Сначала наши глаза ничего не различали; потом смутное алое свечение помогло нам различить какие-то очертания и контуры стальных выступов, шумно трущихся и со звоном ударяющихся друг о друга.^[12]

Сосновой рощицы закон:
Виол и арф семейный звон.^[13]

Под ударами дождинок все говорило: камни гудели, ветки вздрагивали, листва заливалась звоном, травы шуршали, сено потрескивало.^[14]

Стеклянные капли, слетая с туч, будто били по клавишам, ― частый звон наполнял мою комнату. Мне казалось подлинным чудом, что так может петь обыкновенная вода, льющаяся с крыши в зеленую кадку.^[15]

Легчайший, словно алюминий,
Несуществующий, как звон.^[16]

Особенно хорош спорый дождь на реке. Каждая его капля выбивает в воде круглое углубление, маленькую водяную чашу <...>. При этом по всей реке стоит стеклянный звон. По высоте этого звона догадываешься, набирает ли дождь силу или стихает.^[17]

Можно подолгу следить <...> во время дождя, за разнообразием звуков ― от мерного стука по тесовой крыше и жидкого звона в водосточной трубе до сплошного, напряженного гула, дождь льёт, как говорится, стеной.^[17]

...на впадинах образовались мутные лужи смешанной с пылью воды. Стрелы вонзаются в них с веселым свистом, отчего по земле идёт звон, будто от беспрерывных поцелуев...^[18]

Три дня назад <...> лён ― рыжий, с шоколадным отливом поверху ― звенел под ветром сухим, шелестящим звоном.^[19]

Если золотой звенит о медяк, звон всё-таки золотой.

...мы осторожно двинулись вперед, между пустых кресел, к сцене, хотя, честно говоря, ноги мои не шли. Вдруг захотелось сесть, расслабиться, закрыть глаза и слушать далекий звон.^[20]

Перед обедом песцы начинают нетерпеливо крутить пойлушки ― по всей звероферме разносится алюминиевый звон.^[21]

...он лаял, стараясь заглушить звон, но почему-то против воли и сам подкручивал миску ― не хотел, а она притягивала, заманивала.^[21]

А там где два дождя сольются
и на мгновение прервутся,
небесных струн я слышу звон.^[22]

Звон денег обладает великолепным успокаивающим свойством.

Гроза в октябре… На асфальтированном пятачке теснились разноцветные металлические гаражи ― можно представить себе, с каким звоном ударяли в них отвесно падающие тяжелые струи.^[23]

Жизнь моя, как колокольня —
Всё сильнее звон, всё тише голоса.

Пятью годами раньше Фета А. К. Толстой опубликовал стихотворение о колокольчиках-цветах — стихотворение, тоже ставшее народной песней. Писалось оно в 1840-х годах и было не только собственно лирическим, но и политическим: «звон» цветков-колокольчиков связывался в нём с важнейшими событиями русской истории.^[24]

Функция дорожного колокольчика, примененная к колокольчику-цветку, существенно видоизменялась. Тот своим характерным звоном должен был обозначать некоего индивидуального человека ― седока или хозяина. Степные цветки никому не принадлежат ― поэтому звонят, что называется, «обо всех» ― и, конечно, о русской истории, движением которой определена жизнь и современная судьба этих «всех».^[24]

На поляне метафор часто встречаются колокольчики пустозвонства.

Смех женщин-сид звучит неотличимо от звона металлического колокольчика. В память о своем визите сиды оставляют связку колокольчиков, серебряную ветвь со звенящими золотыми цветами либо металлическое яблоко-бубенец...^[25]

Сие движение немало присутствием воздуха воспящается. Оное явствует из того, что в стеклянном тощем шаре электрический свет не показывается, ежели из него воздух не вытянут.
Сие когда тихим воздухом производится, то вероятно, что великим трясением оного в смятении эфира много большее действие воспоследовать может. Того ради кажется, что не токмо колокольным звоном, но и частою пушечною пальбою, во время грозы, воздух трясти не бесполезно, дабы он великим дрожанием привел в смятение электрическую силу и оную умалил.^[1]

Медь. По серебре ковкостью и вязкостью, также звоном превосходящий прочие, а твердостью и упругостью только железу уступающий металл...^[2]

Только содержание может быть истинным мерилом всякого поэта — и гениального, и просто даровитого. Следовательно, прежде чем говорить: «такой-то поэт мог бы быть великим, но погубил своё дарование», — должно, на основании содержания его поэзии, показать: <…> столько ли он был велик, чтобы, опираясь на своей силе, не мог сбиться с настоящего пути и утратить свою силу. А то говорят: «г-н NN обещал много, но увлёкся звоном рифмы — и из него не вышло ничего!»^[26] Но, милостивые государи! на чём же вы основываете, что он много обещал, если такие пустяки, как звон рифмы или вычурность в выражении, могли сбить его с толку? Не всё ли это равно, что сказать: «такой-то господин подавал блестящие надежды быть великим полководцем; но, к сожалению, увлекшись врождённою трусостию, оставил военное поприще и решился определиться в становые приставы?» Если бы в вас было побольше эстетического такта, то — уверяем вас — вы в первых же произведениях вашей мнимо великой будущей надежды увидели бы только звон рифм и поняли бы, что больше звонаря из него ничего никогда не выйдет!

Спорый дождь льется отвесно, сильно. Он всегда приближается с набегающим шумом. Особенно хорош спорый дождь на реке. Каждая его капля выбивает в воде круглое углубление, маленькую водяную чашу, подскакивает, снова падает и несколько мгновений, прежде чем исчезнуть, еще видна на дне этой водяной чаши. Капля блестит и похожа на жемчуг. При этом по всей реке стоит стеклянный звон. По высоте этого звона догадываешься, набирает ли дождь силу или стихает. <...> Можно подолгу следить за игрой света во время дождя, за разнообразием звуков ― от мерного стука по тесовой крыше и жидкого звона в водосточной трубе до сплошного, напряженного гула, дождь льёт, как говорится, стеной. Все это ― только ничтожная часть того, что можно сказать о дожде.^[17]

Пятью годами раньше Фета А. К. Толстой опубликовал стихотворение о колокольчиках-цветах — стихотворение, тоже ставшее народной песней. Писалось оно в 1840-х годах и было не только собственно лирическим, но и политическим: «звон» цветков-колокольчиков связывался в нём с важнейшими событиями русской истории. В этом смысле наиболее показательной была самая ранняя, впоследствии значительно переработанная, редакция этого стихотворения:
Колокольчики мои,
Цветики степные,
Что звените вы в траве,
Темно-голубые?
Старину ль зовете вы?
Будущие ль годы?
Новагорода ль вам жаль?
Дикой ли свободы? <...>
Колокольчики мои
В ковыле высоком!
Вы звените о былом
Времени далеком.
Обо всем, что отцвело,
Чего уж нет боле,
О боярах на Руси,
О козацкой воле! <...>
Функция дорожного колокольчика, примененная к колокольчику-цветку, существенно видоизменялась. Тот своим характерным звоном должен был обозначать некоего индивидуального человека ― седока или хозяина. Степные цветки никому не принадлежат ― поэтому звонят, что называется, «обо всех» ― и, конечно, о русской истории, движением которой определена жизнь и современная судьба этих «всех».
В последующих редакциях стихотворения было убрано это перечисление мотивов старины ― тем «звона» колокольчиков. Зато появился мотив езды, бега, сопряжённый с традиционным представлением о колокольчике под дугой:
Конь несёт меня стрелой
На поле открытом,
Он вас топчет под собой,
Бьёт своим копытом.
Введенный мотив движения в данном случае еще более расширил исходную символику «колокольчика». Знак индивидуальности, звук отдельной «личности», колокольчик к тому же стал исполнять мелодию, сопряженную с исходной «оппозиционной» наполненностью этой личности относительно к существующим порядкам в стране, и при этом стал осознаваться, помимо всего прочего, живым, естественным, «природным» существом, кровно связанным с общерусскими задачами. Перезвон колокольчиков-цветков оказался родственен общему «звону колоколов»...^[24]

Это весьма характерный шум сидов, ставший впоследствии символом фей и эльфов. Первый из организованных звуков ― это звон колокольчиков, бубенцов, который раздается за плечом смертного. Смех женщин-сид звучит неотличимо от звона металлического колокольчика. В память о своем визите сиды оставляют связку колокольчиков, серебряную ветвь со звенящими золотыми цветами либо металлическое яблоко-бубенец («Исчезновение Кондлы Прекрасного»).^[25]

По утру пошелъ я осматривать берега рѣки Чернишной, которые по обѣимъ сторонамъ будучи высоки и пологи составляли луга и пашни, ближе же къ рѣкѣ окончевались ярами. На правомъ берегу недалеко отъ жилья увидѣлъ я въ осыпавшемся берегу слой голубой глины, изъ которой мѣстами просякали ржавые источники; оные смывая съ собою тонкую береговую глину осаждали ее на береговыхъ ровнинахъ накипями чудныхъ и различныхъ фигуръ, кои лѣтомъ засохнувъ и затвердѣвъ дѣлались какъ будто чугунныя; онѣ издавали изъ себя нѣкоторой звонъ, и какъ въ изломѣ, такъ и на поверхности имѣли видъ лосклый и блестящій, такъ что не льзя не признать, чтобъ онѣ не содержали въ себѣ довольнаго количества желѣзнаго колчедана.^[2]

Падение колокола в Москве произвело сильное смущение в народе. <...>
Говорят, что с 1812 года этот колокол висел на припаянных углах, которые теперь и отвалились от усердного звона. Константин ходил смотреть в Кремль издали. — Колокола не видать, но видны согнувшиеся балки, на которых он висел.^[27]

Картину «Анжелюс» я написал в память о том, как, работая в поле и услышав звон колоколов, моя бабка никогда не забывала напомнить нам прерваться и произнести молитву Анжелюс за всех умерших. Я стоял посреди бескрайнего поля, теребя в руках снятую шляпу, и старательно выговаривал слова молитвы, искренне веря в то, что Господь меня слышит…

Есть в этом лесу одно место, оно уже позади всех великолепий храмов; я пришел туда под вечер. Между стволами видны были красные стены какого-то небольшого храма; пахло сыростью, где-то там заходило солнце ― небо не видно оттуда; внизу шумел водопад далеким серебряным звоном...^[28]

Скучное киевское лето наполнилось мечтами об этой незнакомке. Оно тотчас перестало быть скучным. Оно зашумело звонкоголосыми дождями. Они лились с высокого неба, хлопотали в зелени садов. Стеклянные капли, слетая с туч, будто били по клавишам, ― частый звон наполнял мою комнату. Мне казалось подлинным чудом, что так может петь обыкновенная вода, льющаяся с крыши в зеленую кадку.^[15]

Русь, куда ж несёшься ты? дай ответ. Не даёт ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

Под окном показалась еле заметная в темноте фигура Ярмолы, который, накрывшись с головой свиткой, выбежал из кухни, чтобы притворить ставни. Но он опоздал. В одно из стекол вдруг с такой силой ударил громадный кусок льду, что оно разбилось, и осколки его со звоном разлетелись по полу комнаты.^[5]

Собеседники умолкли. Раздавался лишь мерный звон пестика в ступе, и казалось, что учителя первых веков христианства, изображенные в хорах по стенам, с удивлением внимают этой странной беседе новых пастырей церкви Господней.^[29]

― Эге, это я знаю! Хорошо знаю, как дерево говорит… Дерево, хлопче, тоже боится… Вот осина, проклятое дерево, все что-то лопочет, ― и ветру нет, а она трясется. Сосна на бору в ясный день играет-звенит, а чуть подымется ветер, она загудит и застонет. Это еще ничего… А ты вот слушай теперь. Я хоть глазами плохо вижу, а ухом слышу: дуб зашумел, дуба уже трогает на поляне… Это к буре. Действительно, куча невысоких коряжистых дубов, стоявших посредине поляны и защищенных высокою стеною бора, помахивала крепкими ветвями, и от них несся глухой шум, легко отличаемый от гулкого звона сосен.^[30]

Но я замечал: особая грусть в какой-то час всегда опускается над рестораном.
Может быть, это только утомление, ядовитый звон отравленной крови, которая хочет под утро покоя, а может быть, что-то иное, всегда сторожащее за сознаньем, говорит людям: вы хотели забыть... но я здесь. Я всегда с вами, я всё вижу!.. Не знаю, что это, — но этот час отмечаю всегда.^[6]

Виталий сидел в столовой в своем углу.
— Вот, — сказал ему Саша Николаич, — вам часы с репетицией от Ореста...
— Значит, он на сей раз не соврал! — произнес Виталий. Он взял часы и ощупал их, быстро перебрав по ним пальцами. Он сейчас же нашел пружинку, которую нужно было надавить, чтобы часы заиграли. Раздался приятный звон — и обычно малоподвижное лицо слепого расплылось в улыбке. Саша Николаич впервые увидел, что Виталий может так улыбаться... Ему было так хорошо теперь самому, что он хотел, чтобы все вокруг были счастливы.^[7]

Тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы; октябрьский вечер легким дыханьем дождя оседает на лицо и руки. Через Троицкий мост с резким звоном тянутся игрушечные трамваи, лепятся к перилам кукольные фигурки прохожих.^[10]

Сначала наши глаза ничего не различали; потом смутное алое свечение помогло нам различить какие-то очертания и контуры стальных выступов, шумно трущихся и со звоном ударяющихся друг о друга. Это был свет, сочащийся из самоцветного тела рубинов, вправленных в сталь: их призрачная флуоресценция вела нас своими дрожащими алыми бликами с зубца на зубец...^[12]

― Кто тебе сказал, что я не боюсь? Вот ударит молния и убьет нас обоих!
Сергей крепче прижал к своему плечу голову Жени. Под ударами дождинок все говорило: камни гудели, ветки вздрагивали, листва заливалась звоном, травы шуршали, сено потрескивало.^[14]

Стеклянные стрелы дождя все чаще вонзались в землю, сливаясь постепенно в сплошной сверкающий занавес, земля начинала отражать падающие стрелы и мелкие брызги прозрачной пылью поднимались над ней. Люся прикрыла Коленьку своим плащом и теперь они бегут обнявшись по желтой дороге, где на впадинах образовались мутные лужи смешанной с пылью воды. Стрелы вонзаются в них с веселым свистом, отчего по земле идёт звон, будто от беспрерывных поцелуев...^[18]

Три дня назад шел Кудрявцев днем этой же дорогой, и лён ― рыжий, с шоколадным отливом поверху ― звенел под ветром сухим, шелестящим звоном. А теперь лен уже вытеребили, и на дороге, когда шли осиново-березовым леском, пахло баней и марганцовкой, а возле льна пахло мокрым бельём.^[19]

— Их кладут в кофе, — сказал дон Сабас. — Это сахар, но без сахара.
— Понятно, — сказал полковник и почувствовал во рту печально-сладковатый привкус. — Как колокольный звон, но без колоколов.

Пока мы взбирались по лестнице, шли по гулкому вестибюлю, потом по темному коридору, я хотел лишь увидеть инструмент, игравший без всякой программы. А войдя в зал, облегченно улыбнулся: обыкновенная виола, глупый деревянный электроящик с клавишами только и всего. Но почему-то мы стояли возле дверей, стояли и не шли дальше. И тут я подумал, что эта виола играет до странности тихую музыку; она не усилилась, когда мы ступили в зал, звучала так же вкрадчиво, как и издалека. И мы осторожно двинулись вперед, между пустых кресел, к сцене, хотя, честно говоря, ноги мои не шли. Вдруг захотелось сесть, расслабиться, закрыть глаза и слушать далекий звон. Нет, даже не звон. Я не могу сказать точно, что было в этой торжественно-радостной и вместе с тем жалобной мелодии: может быть, с таким звуком текут реки на чужих планетах?^[20]

Но вот настало время обеда, и по звероферме разнёсся металлический звон. Это песцы стали «играть на тарелочках» ― крутить свои миски-пойлушки.
Миски эти вделаны в решётку клетки так ловко, что одна половина торчит снаружи, а другая ― внутри. Чтоб покормить зверя, клетку можно и не отпирать. Корм кладут в ту половину, что снаружи, а песец подкручивает миску лапой ― и корм въезжает в клетку.
Перед обедом песцы начинают нетерпеливо крутить пойлушки ― по всей звероферме разносится алюминиевый звон.
Услыхав звон, Прасковьюшка опомнилась и побежала кормить зверей. Скоро добралась она до клетки, где должен был сидеть недопёсок Наполеон Третий. Прасковьюшка заглянула внутрь, и глаза её окончательно померкли. Кормовая смесь вывалилась из таза на литые резиновые сапоги.^[21]

Музыку предобеденную Маркиз очень любил и сам был неплохим музыкантом, умел выжать из своего незатейливого инструмента целый набор ликующих, а то и печальных, задумчивых звуков. Душа у него была, как видно, тонкая, артистическая.
Недопёсок терпеть не мог железную музыку. От визга пойлушек шерсть его вставала дыбом, он лаял, стараясь заглушить звон, но почему-то против воли и сам подкручивал миску ― не хотел, а она притягивала, заманивала.^[21]

Гроза в октябре… На асфальтированном пятачке теснились разноцветные металлические гаражи ― можно представить себе, с каким звоном ударяли в них отвесно падающие тяжелые струи. Я, однако, не слышал их: все тонуло в торопливом и оглушительном хоре. Только гром перекрывал его.^[23]

С каменных сводов, отшлифованных временем и водой, с их бесчисленных, напоминающих дупла баньяна складок поминутно срывались тяжелые капли. Разлетаясь известковыми брызгами, образуя в пещерном поле причудливые столбы и глубокие каверны, они превращались в холодный туман. Поднимаясь вверх и остывая, он оседал на складчатом своде, чтобы вновь и вновь проливаться дождем. Удары отдельных капель и еле слышный шелест тоненьких быстрых струек сливались в один приглушенный шум. Может быть, престарелый брахман ― хранитель пещеры ― и различал, пока окончательно не оглох, в однообразной мелодии дождя бой барабана и звон запястий своего божества, но ныне некому стало слушать Шиву.^[31]

...когда разбивается сердце, оно разбивается бесшумно. Казалось бы, должен раздаться невероятный грохот или какой-нибудь торжественный звук, например удар гонга или колокольный звон. Но нет, это происходит в тишине, и хочется, чтобы грянул гром, который отвлёк бы вас от боли.

Каких-нибудь стихов вы требуете, Ольга!
Увы! стихи теперь на всех наводят сон…
Ведь рифма, знаете, блестящая лишь фольга,
Куплет частёхонько однообразный звон!^[3]

И за стеной тюрьмы — тюремное молчанье,
И за стеной тюрьмы — тюремный звон цепей;
Ни мысли движущей, ни смелого воззванья,
Ни дела бодрого в родной стране моей!^[4]

И в звонах ласково-кристальных
Отраву сладкую тая,
Была милее дев лобзальных
Ты, смерть отрадная моя! ^[32]

Несутся с бешенством свирепые циклоны,
Разгульной вольницей ликует взрыв громов,
И в неурочный час гудят на башнях звоны,
Но после быстрых гроз так изумрудны склоны
Под детским лепетом апрельских ветерков.^[33]

Ты мысль, ты сон. Сквозь дымную метель
Бегут кресты — раскинутые руки.
Я слушаю задумчивую ель —
Певучий звон… Всё — только мысль и звуки!

Повеяло фиалками,
И ландыши сквозь сон
Под грешными русалками
Вернули чистый звон.^[34]

Вся в снегу, кудрявом, благовонном,
Вся-то ты гудишь блаженным звоном
Пчёл и ос, от солнца золотых.
Старишься, подруга дорогая?
Не беда! Вот будет ли такая
Молодая старость у других!^[8]

Дурману девочка наелась,
Тошнит, головка разболелась,
Пылают щёчки, клонит в сон,
Но сердцу сладко, сладко, сладко:
Всё непонятно, всё загадка,
Какой-то звон со всех сторон...^[8]

Все реже, реже влажный звон;
кой-где светлеет небосклон;
отходят тучи грозовые,
жемчужным краем бороздя
просветы пышно-голубые,
и падают лучи косые
сквозь золотую сеть дождя.^[9]

В своей таинственной темнице
Невы крамольная душа
очнулась, буйная свобода
ее окликнула, — но звон
могучий, вольный ледохода
иным был гулом заглушен.

Плачет сумрак голосом шарманки.
Звон дождя о скуке говорит.
Извиваясь в глубине Фонтанки,
Сквозь туман мерцают фонари.^[11]

Когда по старому шаблону
Писаки взвоют истерически,
Когда оглохнут все от звона
О «вечном праве историческом»,
О славе, рубежах и датах...

Сосновой рощицы закон:
Виол и арф семейный звон.
Стволы извилисты и голы,
Но все же ― арфы и виолы.
Растут, как будто каждый ствол
На арфу начал гнуть Эол...^[13]

Звонари трезвонят звонко.
Гулкой медью ахнул бас.
Медью звонкой, медью тонкой
Малых медь отозвалась.^[35]

И вот лежит в сугробах он
От стужи жёсткий, ломкий, синий,
Легчайший, словно алюминий,
Несуществующий, как звон.^[16]

Киркегор неправ: у него поэт
Гонит бесов силою бесовской,
И других забот у поэта нет,
Как послушно следовать за судьбой.
Да хотя расклад такой и знаком,
Но поэту сто́ит раскрыть окно —
И стакана звон, и судьбы закон,
И метели мгла для него одно.

После дождя
Светлого и долгого,
После дождя
Тёплого и доброго,
После дождя
Щедрого и звонкого
Приходят чудеса.

Шаг за шагом, выше, выше,
Жизнь моя, как колокольня —
Всё сильнее звон, всё тише голоса.
Шаг за шагом, выше, выше,
И — бегом уже невольно…
Вот и колокол. А дальше — небеса.

Что для человека может быть драгоценнее свободы? Разве что звон презренного металла.

Звону много, да толку мало.

Колокольный звон не молитва (а крик не беседа).

В Москве к заутрене звонили, а на Вологде звон слышали.

Не только звону, что в Москве (что в Киеве).
В Москве густо звонят, да жидко едят.

Первый звон — чертям разгон; другой звон — перекстись; третий звон — облокись (оденься, иди в церковь).
Первый звон — пропадай мой сон; другой звон — земной поклон; третий звон — из дому вон!

В лапоть звонить (быть без дела).

Сломалось или не сломалось, а звон был.